своихъ знакомыхъ и тащить силомъ къ нимъ. При мнѣ солдаты, подъ страхомъ наказанія, схватили механика-смотрителя зданій на станціи и насильно привели его къ пьянымъ офицерамъ; тѣ заставили его пить водку, а чтобы онъ не удралъ, поставили у оконъ часовыхъ. Подобныя выходки не рѣдки. Да и солдатики не дремлютъ, видя такой примѣръ. Вчера былъ такой прискорбный случай. Получивши жалованье, пять нашихъ солдатиковъ отправились вечеромъ въ городъ. Выпили изрядно. На обратномъ пути одинъ изъ нихъ столкнулся около деревни съ китайцами. Кто первый началъ ссору — неизвѣстно. Но герой выпустилъ въ своихъ враговъ 26 зарядовъ: двухъ убилъ и одного ранилъ. На станціи вообразили, что изъ деревни нападаютъ хунхузы, стали давать по деревнямъ со станціи залпы и еще убили трехъ китайцевъ. Дали депешу о нападеніи Куропаткину, а выяснилось, что нападали не хунхузы, а солдаты N-й роты, N-го бат. Говорятъ — разстрѣляютъ, а остальныхъ четырехъ — въ каторгу. Не везетъ что-то нашей ротѣ: черное пятно легло. Однако, есть въ нашей ротѣ и герои, только раздутые. Что мы сдѣлали подъ Ляояномъ? Никакой пользы. Но несмотря на это, офицеры представлены къ наградѣ... ибо они работали подъ огнемъ. А на самомъ дѣлѣ они были далеко позади поражаемаго района. Нашему высшему начальству понадобились герои, вотъ ихъ и раздули. А среди начальства у пасъ въ дорожномъ управленіи интриги въ погонѣ за орденами, крестиками и набиваніемъ кармановъ. Назначаютъ завѣдующаго парками одного инженера, потомъ его смѣняютъ и т. д. А воруютъ здорово, очень много, деньги тысячами сыплютъ въ Россію. Мало того. Еще имѣютъ нахальство солдатъ учить воровать. Мы вотъ и теперь думаемъ лѣсу стянуть рублей на 200, пришелъ среди нашего груза вагонъ съ лѣсомъ безъ документовъ, вотъ мы и сгрузили. Хотимъ употребить. На Китайской жел. дор. движеніе безпорядочное. Меня удивляло часто, что одновременно и на сѣверъ и на югъ идутъ порожніе составы. Спрашиваю у одного: „для чего? “ — „Грузить въ Мукденъ при отступленіи. “ Другой идетъ на сѣверъ, тоже порожнимъ „изъ подъ эшелоновъˮ. Настроили разъѣздовъ, чтобы увеличить движеніе, а толку мало: Харбинъ задерживаетъ; забиты всѣ станціи, вагоновъ некуда дѣвать...
Здѣсь насъ часто хунхузы тревожатъ, нѣсколько дней подрядъ, третьяго дня тутъ въ двухъ мѣстахъ подорвали, часового убили. Съ ними постоянно на готовѣ и въ тревогѣ. Да теперь какъ-то ужъ привыкли къ этому.
II. Изъ частнаго письма врача.
... У меня на рукахъ въ госпиталѣ болѣе 100 больныхъ офицеровъ. Ну, народъ! Столько съ ними возни, столько порчи нервовъ! Нѣкоторые — удивительные лодыри. Получитъ этакій субъектъ царапину въ руку и нянчится съ нею, какъ съ писаною торбою. Принимаетъ всѣ мѣры къ тому, чтобы увильнуть въ Россію; и то у него болитъ, и другое, и ревматизмъ по всѣмъ суставамъ, и головныя боли, и нервные припадки, и одышка, и, чортъ знаетъ, чего только нѣтъ, а, между тѣмъ, объективныхъ признаковъ никакихъ. Выпишешь его изъ госпиталя, попадетъ въ другой, оттуда выгонятъ, лѣзетъ въ третій и т. д. А сколько гонора у ихъ благородій! „Что-же, я притворяюсь?! ˮ вопитъ, и такая оскорбленная невинность написана па физіономіи.
А что дѣлается на поляхъ битвы, ни въ сказкѣ сказать, ни перомъ описать. Ей Богу же, японцы насъ вздуютъ и здорово вздуютъ. Съ такимъ военнымъ начальствомъ, какъ наше, нельзя одерживать побѣды. Кромѣ Куропаткина и Мищенка — у насъ нѣтъ никого. Ни стратегіи, ни тактики, ни храбрости, ни простой сообразительности. Удивительныя вещи разсказываются. Вотъ, напримѣръ, разсказъ о томъ, какъ свои своихъ били. У Далинскаго перевала, или гдѣ-то въ другомъ мѣстѣ, командиръ отряда посылается занять переправу черезъ рѣку. Спрашиваетъ онъ у начальства: гдѣ какія части? Ему отвѣчаютъ: справа и слѣва наши, впереди никого; если кто покажется впереди, значитъ — японцы: бей ихъ. Занимаютъ переправу. Черезъ часъ впереди показывается отрядъ, идущій къ рѣкѣ, Команда: пли, и сотни (450 чел. ) падаютъ убитыми и раненными. Оттуда крики, сигналы. Оказывается, то шли тобольцы, а о томъ, что они были за рѣкой, мудрое начальство не знало и угостило ихъ своимъ же свинцомъ. Или другой фактъ: посылаютъ офицера съ ротой занять сопку (это разсказывалъ самъ офицеръ); на вопросъ, гдѣ кто, ему опять отвѣчаютъ, что справа и слѣва свои, впереди же противникъ. „Занимаю я, — разсказываетъ онъ, — сопку. Вдругъ, вижу, на слѣдующей сопкѣ, впереди, одинъ за другимъ, появляются какіе-то люди; мнѣ видно ихъ, какъ на ладони. Но кто они? Свои или японцы? Стрѣлять или нѣтъ? Что, если свои? Едва ли это японцы, такъ какъ очень ужъ глупо лѣзть прямо въ пасть къ намъ.... Посылаю узнать, оказывается — дѣйствительно свои. Такъ мы убереглись отъ страшнаго дѣла. Что было бы, еслибы я точно исполнилъ предписаніе начальства и приказалъ стрѣлять! Съ другой стороны,
что осталось бы отъ моей роты за время моего раздумья, если бы это оказались японцы!.. ˮ 1 Никто ничего не знаетъ, дѣйствуютъ на авось. Какая-то глупая игра, стоющая десятковъ тысячъ жизней. И такъ во всемъ и всюду. Почему насъ бьютъ японцы? Потому что они 1. знаютъ мѣстность, а мы ее не знаемъ; 2. каждый изъ нихъ сознаетъ свою задачу и знаетъ все, что въ данный моментъ отъ него требуется, не теряя связи съ общимъ ходомъ дѣла. Каждый офицеръ у нихъ знаетъ, для чего онъ сюда поставленъ, какая у него задача, что впереди и сзади дѣлается. У насъ же генералы не знаютъ, чего ради они здѣсь стоятъ, каково ихъ положеніе относительно другихъ частей, каковы ихъ задачи въ данный моментъ. У японцевъ — военный совѣтъ, рѣшеніе дѣлъ сообща; у насъ же одинъ генералъ тянетъ сюда, другой туда, одинъ хочетъ отличиться, другой боится продвинуться. Верховнаго же руководства за общимъ ходомъ дѣла нѣтъ. Куропаткинъ одинъ, а войска растянуты на 30—40 верстъ. Кромѣ же него никто ничего не знаетъ. 3. Японцы дерутся какъ львы, наши же идутъ въ бой неохотно; у нихъ офицеры — примѣръ геройства, о нашихъ сами солдаты часто отзываются презрительно. Солдаты тоже не дураки и прекрасно умѣютъ сравнивать.
Вообще позоръ, позоръ и ужасъ. Нѣтъ, не нашимъ войскамъ сражаться съ японцами и не намъ ихъ побѣждать. Еслибы вы знали, еслибы слышали, что здѣсь говорятъ о войнѣ, какъ смотрятъ на нее, и что говорятъ вообще, вы бы поняли, до чего можно изнервничаться, находясь здѣсь. Хотя бы на смѣхъ одержать какую-нибудь поганенькую побѣдишку! А то — ни одной за всю войну. Только Стессель держитъ себя героемъ, но онъ, какъ Куропаткинъ, одинъ въ полѣ не воинъ. Скоро, скоро насъ вздуютъ, а если нѣтъ, то, охъ, какъ дорого обойдется намъ побѣда....
А, впрочемъ, можетъ быть, я и не совсѣмъ правъ, отзываясь такъ скверно объ офицерахъ, которые рады пустой царапины, чтобы удрать домой. Можетъ быть, при другихъ условіяхъ — не будь эта война такой безсмысленной и ненужной для насъ — эти же самые люди творили бы чудеса. А теперь, изъза чего, въ самомъ дѣлѣ, съ какой стати, при общей деморализаціи и безтолковщинѣ жертвовать своею жизнью въ дикой бойнѣ и глупо, безцѣльно погибать. Отлично, вѣдь, чувствуется всѣми, что совсѣмъ не нужна намъ Манчжурія, и что мы зря затесались въ глупую исторію. Отсюда и является чисто формальное отношеніе къ своему долгу. Можетъ быть, совсѣмъ не трусы всѣ эти жалующіеся на небывалые недуги...
Пріѣхало сюда также не мало петербургскихъ франтовъ-офицеровъ. Всѣ эти господа явились въ чаяніи легкаго полученія чиновъ и крестовъ. Нужно отдать справедливость Куропаткину: поступаетъ онъ съ ними довольно сурово, посылая въ самыя опасныя мѣста. Эта возможность отличиться многимъ изъ нихъ, однако, очень не нравится, и путаютъ эти гостинные кавалеры отчаянно; толку отъ нихъ очень мало, а безтолковость вносятъ огромную.
10 сентября 1904 г.
III.
Намъ пишутъ:
При эвакуаціи раненныхъ въ началѣ октября черезъ Мукденъ прошло 34 тысячи, до Харбина дошло всего 33 тысячи. Остальные или умерли или были оставлены въ госпиталяхъ на пути. Отправкой и снаряженіемъ поѣздовъ завѣдывалъ генералъ Езерскій. Ему былъ открытъ безграничный кредитъ на дѣло эвакуаціи, однако, онъ ограничился лишь покупкой нѣсколькихъ тысячъ китайскихъ ватныхъ халатовъ и одѣялъ, отказавшись отъ дальнѣйшаго кредита. Когда нахлынули раненые и нужно было составлять и отправлять поѣзда, не оказалось соломы и циновокъ для подстилокъ подъ раненыхъ. Раненые ѣхали въ китайскихъ халатахъ, но въ Харбинѣ въ это время были снѣжныя вьюги и у раненыхъ были случаи отмораживанія рукъ и ногъ. Снабженіе другими необходимыми вещами оказалось еще хуже, не говоря уже о чаѣ, сахарѣ, консервахъ, винѣ, которыхъ или совсѣмъ не было или въ количествѣ прямо смѣхотворномъ. Не было болѣе существеннаго, не было никакихъ приспособленій для совершенія самыхъ необходимыхъ отправленій. Масса раненыхъ не могла встать, а тѣмъ болѣе выйти изъ вагона. Были поѣзда по тысячѣ и болѣе человѣкъ съ однимъ докторомъ и двумя сестрами милосердія, но были также съ тремя сестрами безъ доктора. Въ это ужасное время Езерскій и Красный Крестъ начали сводить свои личные счеты. Эвакуаціей завѣдуетъ военное вѣдомство, — Красный Крестъ отказывается помогать. Когда Езерскій обращается съ просьбой, ему отказываютъ, но предлагаютъ устроить па собственныя средства поѣздъ, съ условіемъ, что это будетъ поѣздъ Краснаго Креста. Столкновенія
1 О томъ, что свои били своихъ, проскальзываютъ свѣдѣнія и въ легальной
прессѣ. (См., напр., -Русск. Вѣд. “ № 276. )
Здѣсь насъ часто хунхузы тревожатъ, нѣсколько дней подрядъ, третьяго дня тутъ въ двухъ мѣстахъ подорвали, часового убили. Съ ними постоянно на готовѣ и въ тревогѣ. Да теперь какъ-то ужъ привыкли къ этому.
II. Изъ частнаго письма врача.
... У меня на рукахъ въ госпиталѣ болѣе 100 больныхъ офицеровъ. Ну, народъ! Столько съ ними возни, столько порчи нервовъ! Нѣкоторые — удивительные лодыри. Получитъ этакій субъектъ царапину въ руку и нянчится съ нею, какъ съ писаною торбою. Принимаетъ всѣ мѣры къ тому, чтобы увильнуть въ Россію; и то у него болитъ, и другое, и ревматизмъ по всѣмъ суставамъ, и головныя боли, и нервные припадки, и одышка, и, чортъ знаетъ, чего только нѣтъ, а, между тѣмъ, объективныхъ признаковъ никакихъ. Выпишешь его изъ госпиталя, попадетъ въ другой, оттуда выгонятъ, лѣзетъ въ третій и т. д. А сколько гонора у ихъ благородій! „Что-же, я притворяюсь?! ˮ вопитъ, и такая оскорбленная невинность написана па физіономіи.
А что дѣлается на поляхъ битвы, ни въ сказкѣ сказать, ни перомъ описать. Ей Богу же, японцы насъ вздуютъ и здорово вздуютъ. Съ такимъ военнымъ начальствомъ, какъ наше, нельзя одерживать побѣды. Кромѣ Куропаткина и Мищенка — у насъ нѣтъ никого. Ни стратегіи, ни тактики, ни храбрости, ни простой сообразительности. Удивительныя вещи разсказываются. Вотъ, напримѣръ, разсказъ о томъ, какъ свои своихъ били. У Далинскаго перевала, или гдѣ-то въ другомъ мѣстѣ, командиръ отряда посылается занять переправу черезъ рѣку. Спрашиваетъ онъ у начальства: гдѣ какія части? Ему отвѣчаютъ: справа и слѣва наши, впереди никого; если кто покажется впереди, значитъ — японцы: бей ихъ. Занимаютъ переправу. Черезъ часъ впереди показывается отрядъ, идущій къ рѣкѣ, Команда: пли, и сотни (450 чел. ) падаютъ убитыми и раненными. Оттуда крики, сигналы. Оказывается, то шли тобольцы, а о томъ, что они были за рѣкой, мудрое начальство не знало и угостило ихъ своимъ же свинцомъ. Или другой фактъ: посылаютъ офицера съ ротой занять сопку (это разсказывалъ самъ офицеръ); на вопросъ, гдѣ кто, ему опять отвѣчаютъ, что справа и слѣва свои, впереди же противникъ. „Занимаю я, — разсказываетъ онъ, — сопку. Вдругъ, вижу, на слѣдующей сопкѣ, впереди, одинъ за другимъ, появляются какіе-то люди; мнѣ видно ихъ, какъ на ладони. Но кто они? Свои или японцы? Стрѣлять или нѣтъ? Что, если свои? Едва ли это японцы, такъ какъ очень ужъ глупо лѣзть прямо въ пасть къ намъ.... Посылаю узнать, оказывается — дѣйствительно свои. Такъ мы убереглись отъ страшнаго дѣла. Что было бы, еслибы я точно исполнилъ предписаніе начальства и приказалъ стрѣлять! Съ другой стороны,
что осталось бы отъ моей роты за время моего раздумья, если бы это оказались японцы!.. ˮ 1 Никто ничего не знаетъ, дѣйствуютъ на авось. Какая-то глупая игра, стоющая десятковъ тысячъ жизней. И такъ во всемъ и всюду. Почему насъ бьютъ японцы? Потому что они 1. знаютъ мѣстность, а мы ее не знаемъ; 2. каждый изъ нихъ сознаетъ свою задачу и знаетъ все, что въ данный моментъ отъ него требуется, не теряя связи съ общимъ ходомъ дѣла. Каждый офицеръ у нихъ знаетъ, для чего онъ сюда поставленъ, какая у него задача, что впереди и сзади дѣлается. У насъ же генералы не знаютъ, чего ради они здѣсь стоятъ, каково ихъ положеніе относительно другихъ частей, каковы ихъ задачи въ данный моментъ. У японцевъ — военный совѣтъ, рѣшеніе дѣлъ сообща; у насъ же одинъ генералъ тянетъ сюда, другой туда, одинъ хочетъ отличиться, другой боится продвинуться. Верховнаго же руководства за общимъ ходомъ дѣла нѣтъ. Куропаткинъ одинъ, а войска растянуты на 30—40 верстъ. Кромѣ же него никто ничего не знаетъ. 3. Японцы дерутся какъ львы, наши же идутъ въ бой неохотно; у нихъ офицеры — примѣръ геройства, о нашихъ сами солдаты часто отзываются презрительно. Солдаты тоже не дураки и прекрасно умѣютъ сравнивать.
Вообще позоръ, позоръ и ужасъ. Нѣтъ, не нашимъ войскамъ сражаться съ японцами и не намъ ихъ побѣждать. Еслибы вы знали, еслибы слышали, что здѣсь говорятъ о войнѣ, какъ смотрятъ на нее, и что говорятъ вообще, вы бы поняли, до чего можно изнервничаться, находясь здѣсь. Хотя бы на смѣхъ одержать какую-нибудь поганенькую побѣдишку! А то — ни одной за всю войну. Только Стессель держитъ себя героемъ, но онъ, какъ Куропаткинъ, одинъ въ полѣ не воинъ. Скоро, скоро насъ вздуютъ, а если нѣтъ, то, охъ, какъ дорого обойдется намъ побѣда....
А, впрочемъ, можетъ быть, я и не совсѣмъ правъ, отзываясь такъ скверно объ офицерахъ, которые рады пустой царапины, чтобы удрать домой. Можетъ быть, при другихъ условіяхъ — не будь эта война такой безсмысленной и ненужной для насъ — эти же самые люди творили бы чудеса. А теперь, изъза чего, въ самомъ дѣлѣ, съ какой стати, при общей деморализаціи и безтолковщинѣ жертвовать своею жизнью въ дикой бойнѣ и глупо, безцѣльно погибать. Отлично, вѣдь, чувствуется всѣми, что совсѣмъ не нужна намъ Манчжурія, и что мы зря затесались въ глупую исторію. Отсюда и является чисто формальное отношеніе къ своему долгу. Можетъ быть, совсѣмъ не трусы всѣ эти жалующіеся на небывалые недуги...
Пріѣхало сюда также не мало петербургскихъ франтовъ-офицеровъ. Всѣ эти господа явились въ чаяніи легкаго полученія чиновъ и крестовъ. Нужно отдать справедливость Куропаткину: поступаетъ онъ съ ними довольно сурово, посылая въ самыя опасныя мѣста. Эта возможность отличиться многимъ изъ нихъ, однако, очень не нравится, и путаютъ эти гостинные кавалеры отчаянно; толку отъ нихъ очень мало, а безтолковость вносятъ огромную.
10 сентября 1904 г.
III.
Намъ пишутъ:
При эвакуаціи раненныхъ въ началѣ октября черезъ Мукденъ прошло 34 тысячи, до Харбина дошло всего 33 тысячи. Остальные или умерли или были оставлены въ госпиталяхъ на пути. Отправкой и снаряженіемъ поѣздовъ завѣдывалъ генералъ Езерскій. Ему былъ открытъ безграничный кредитъ на дѣло эвакуаціи, однако, онъ ограничился лишь покупкой нѣсколькихъ тысячъ китайскихъ ватныхъ халатовъ и одѣялъ, отказавшись отъ дальнѣйшаго кредита. Когда нахлынули раненые и нужно было составлять и отправлять поѣзда, не оказалось соломы и циновокъ для подстилокъ подъ раненыхъ. Раненые ѣхали въ китайскихъ халатахъ, но въ Харбинѣ въ это время были снѣжныя вьюги и у раненыхъ были случаи отмораживанія рукъ и ногъ. Снабженіе другими необходимыми вещами оказалось еще хуже, не говоря уже о чаѣ, сахарѣ, консервахъ, винѣ, которыхъ или совсѣмъ не было или въ количествѣ прямо смѣхотворномъ. Не было болѣе существеннаго, не было никакихъ приспособленій для совершенія самыхъ необходимыхъ отправленій. Масса раненыхъ не могла встать, а тѣмъ болѣе выйти изъ вагона. Были поѣзда по тысячѣ и болѣе человѣкъ съ однимъ докторомъ и двумя сестрами милосердія, но были также съ тремя сестрами безъ доктора. Въ это ужасное время Езерскій и Красный Крестъ начали сводить свои личные счеты. Эвакуаціей завѣдуетъ военное вѣдомство, — Красный Крестъ отказывается помогать. Когда Езерскій обращается съ просьбой, ему отказываютъ, но предлагаютъ устроить па собственныя средства поѣздъ, съ условіемъ, что это будетъ поѣздъ Краснаго Креста. Столкновенія
1 О томъ, что свои били своихъ, проскальзываютъ свѣдѣнія и въ легальной
прессѣ. (См., напр., -Русск. Вѣд. “ № 276. )