автор, повинны актеры, внутренне не оправдавшие этих ролей и играющие порой с излишним нажимом.
В пьесе есть и ряд более крупных недостатков, но вещь в целом и некоторые ее детали говорят о большом художественном такте автора и его хорошем чувстве театра.
Пьеса поставлена и разыграна — хорошо. Постановщик старался показать не себя, а пьесу. Он заботился только об одном: чтобы ДОПОЛНИТЬ автора и возможно полнее ВОПЛОТИТЬ его замысел. Это ему удалось.
Удалось это и художнику Волкову.
В этом огромное достоинство постановки. То гипертрофированное самодовлеющее режиссерское мастерство, которое процветало у нас все последние годы, имело смысл только постольку, поскольку не было пьес и НЕЧЕГО было ставить.
Отсутствие внутреннего, эмоционального напряжения в пьесе ЗАМЕНЯЛОСЬ моментами экстравагантного внешнего зрелища. При наличии же пьес, подобных „Шторму”, от режиссера требуется только одно: максимальное раскрытие авторского замысла и углубленная работа с актером. Все остальное может служить лишь во вред спектаклю. Эго было осознано и Волковым и Любимовым-Ланским.
Прекрасно играет председателя укома Андреев. Остальных не позволяет место перечислять отдельно. Почти весь ансамбль играет крепко и убедительно.
ВЛАДИМИР МАСС
А НЫНЧЕ...
Опять окутали снега
Классические капители
Но как бы ветры не летели,
Но как-бы не неслась пурга, —
Не устремится вслед за ней, Хотя бы на частицу мига, Неумолимая квадрига
Бронзовомускульных коней.
А под копытами, внизу,
В приливе пламенного гнева, Роняет каменная дева, Монументальную слезу.
Бывало раньше: герб кольца,
Картавой шпоры рокот сладкий, И злая белизна перчатки На черном серебре песца.
А нынче, в ложе номер два,
Над пышной вязью царских литер, Мелькает беспардонный свитер И стриженая голова.
А бархат кресел вечно ал, А голоса все оживленней, И буря молодых ладоней Обрушивается на зал.
ВЕРА ИНБЕР
ИДЕАЛЬНЫЙ МУЖ
Это — Радин.
Идеальный муж своей верной спутницы— переводной комедии.
Если не считать легкого флирта с „Касаткойˮ и дружбы с „Тотомˮ, можно с уверенностью сказать, что он телом и душой предан своей спутнице жизни.
Как Радина нельзя представить себе без переводной комедии, так и переводную комедию нельзя себе представить без Радина.
Рушились троны, гремели войны, вспыхивали революции, но Радин твердой рукой высоко держал знамя переводной комедии.
Театры меняли своих владельцев. Радин менял театры. Но он ни разу не изменил своему репертуару.
И он нам особенно дорог, потому что к своей французской традиции он добавил нашу русскую классическую, грибоедовскую
традицию смешивания „французского с нижегородскимˮ.
Радин изумителен во французских пьесах. Он неподражаем в английских пьесах — тоесть в тех, которые написали ирландцы: Бернард Шоу и Оскар Уайльд. Ирландцы, которые своим кельтским темпераментом так похожи на французов. Ирландцы, о которых Уайльд сказал, что в английском салоне было бы вполне прилично, если бы можно было научить англичан говорить, а ирландцев — слушать.
Он прекрасен также в немецких пьесах, когда они подражают французским. Он превосходен и в русских пьесах, когда можно хоть сколько-нибудь походить на иностранца. Радин — наш коренной русский иностранец. От него всегда исходит струя заграничного духа. В разгар самого патетического моно
В пьесе есть и ряд более крупных недостатков, но вещь в целом и некоторые ее детали говорят о большом художественном такте автора и его хорошем чувстве театра.
Пьеса поставлена и разыграна — хорошо. Постановщик старался показать не себя, а пьесу. Он заботился только об одном: чтобы ДОПОЛНИТЬ автора и возможно полнее ВОПЛОТИТЬ его замысел. Это ему удалось.
Удалось это и художнику Волкову.
В этом огромное достоинство постановки. То гипертрофированное самодовлеющее режиссерское мастерство, которое процветало у нас все последние годы, имело смысл только постольку, поскольку не было пьес и НЕЧЕГО было ставить.
Отсутствие внутреннего, эмоционального напряжения в пьесе ЗАМЕНЯЛОСЬ моментами экстравагантного внешнего зрелища. При наличии же пьес, подобных „Шторму”, от режиссера требуется только одно: максимальное раскрытие авторского замысла и углубленная работа с актером. Все остальное может служить лишь во вред спектаклю. Эго было осознано и Волковым и Любимовым-Ланским.
Прекрасно играет председателя укома Андреев. Остальных не позволяет место перечислять отдельно. Почти весь ансамбль играет крепко и убедительно.
ВЛАДИМИР МАСС
А НЫНЧЕ...
Опять окутали снега
Классические капители
Но как бы ветры не летели,
Но как-бы не неслась пурга, —
Не устремится вслед за ней, Хотя бы на частицу мига, Неумолимая квадрига
Бронзовомускульных коней.
А под копытами, внизу,
В приливе пламенного гнева, Роняет каменная дева, Монументальную слезу.
Бывало раньше: герб кольца,
Картавой шпоры рокот сладкий, И злая белизна перчатки На черном серебре песца.
А нынче, в ложе номер два,
Над пышной вязью царских литер, Мелькает беспардонный свитер И стриженая голова.
А бархат кресел вечно ал, А голоса все оживленней, И буря молодых ладоней Обрушивается на зал.
ВЕРА ИНБЕР
ИДЕАЛЬНЫЙ МУЖ
Это — Радин.
Идеальный муж своей верной спутницы— переводной комедии.
Если не считать легкого флирта с „Касаткойˮ и дружбы с „Тотомˮ, можно с уверенностью сказать, что он телом и душой предан своей спутнице жизни.
Как Радина нельзя представить себе без переводной комедии, так и переводную комедию нельзя себе представить без Радина.
Рушились троны, гремели войны, вспыхивали революции, но Радин твердой рукой высоко держал знамя переводной комедии.
Театры меняли своих владельцев. Радин менял театры. Но он ни разу не изменил своему репертуару.
И он нам особенно дорог, потому что к своей французской традиции он добавил нашу русскую классическую, грибоедовскую
традицию смешивания „французского с нижегородскимˮ.
Радин изумителен во французских пьесах. Он неподражаем в английских пьесах — тоесть в тех, которые написали ирландцы: Бернард Шоу и Оскар Уайльд. Ирландцы, которые своим кельтским темпераментом так похожи на французов. Ирландцы, о которых Уайльд сказал, что в английском салоне было бы вполне прилично, если бы можно было научить англичан говорить, а ирландцев — слушать.
Он прекрасен также в немецких пьесах, когда они подражают французским. Он превосходен и в русских пьесах, когда можно хоть сколько-нибудь походить на иностранца. Радин — наш коренной русский иностранец. От него всегда исходит струя заграничного духа. В разгар самого патетического моно