и застылъ въ позѣ гимназиста внезапно...
Puс. Е. Шильниковскаго.
глаза на кулекъ съ бутылками, спросилъ акцизный Барсуковъ.
— Это потомъ, потомъ. Не забывайте, что у насъ есть баранина. Кашу будемъ варить.
— А какъ вамъ, господа, понравились крестьянскія дѣвушки, которыхъ мы встрѣтили по дорогѣ?—спросилъ очнувшійся Званниковъ, жадно схлебывая съ блюдечка чай и поминутно обжигаясь.
— Прелесть. Такая красота!—отозвалась изъ-за самовара Юлія Павловна.—Эти яркія платья, лепты... Эта непосредственность... А здоровье, здоровье какое!..
— По-моему, онѣ грубы и только,— презрительнымъ тономъ замѣтила рѣзавшая лимонъ жена Барсукова, Евгенія Ивановна.
— Тебѣ, Женя, никогда не нравится то, что нравится другимъ—съ досадой, не то на коробку сардинъ, которую никакъ не могъ откупорить, не то на жену, сказалъ Барсуковъ.
— Что жъ, можешь отправиться къ этимъ босоногимъ принцессамъ.
Евгенія Ивановна обиженно надула губки.
- А гдѣ же Валентинъ Николаичъ? —предупреждая готовый разразиться супружескій конфликтъ, спросилъ кто-то.
- Да, гдѣ онъ, въ самомъ дѣлѣ? •— Кушайте, господа! Валентинъ, вѣрно, одинъ бродитъ по лѣсу,—съ улыбкой сказала Юлія Павловна.— Онъ иногда бываетъ чудакомъ. Уйдетъ изъ дому и на всю ночь. Онъ у меня мечтатель. Любитъ одиночество.
— Въ одиночествѣ рождается великое, но иногда и кое-что такое, что и сказать нельзя,-—скептически вставилъ свое замѣчаніе все время молчавшій математикъ Сухонинъ, преподаватель женской гимназіи.
— А по-моему, одиночество, да еще въ лѣсу, способно настроить душу только на самый возвышенный ладъ.—восторженно сказалъ кто-то изъ студентовъ.
Заспорили объ одиночествѣ. Перешли на біографіи знаменитыхъ людей. Говорилось такъ же хорошо и аппетитно, какъ послѣ восьми верстъ пути пилось и ѣлось. Юлія Павловна, исполнявшая роль хозяйки, не успѣвала разливать чай.
II.
Лѣсной кондукторъ Темниковъ, пользуясь воскреснымъ днемъ, сходилъ къ своему тестю въ ближнее село въ гости и теперь возвращался домой. Шелъ онъ быстро, низко склонивъ на грудь голову и размахивая руками. Порою онъ останавливался, прислушиваясь къ отдаленнымъ шорохамъ лѣса, и тогда что-то красиво звѣриное, настороженно-хитрое было въ его сухой угловатой фигурѣ.
Солнце только что закатилось, вливъ въ зелено-рыжую чащу сосенника прозрачный радужный свѣтъ. Деревья, цвѣты и травы обрисовались въ этомъ свѣту какъ-то особенно рѣзко, точно солнце, уходя, выпило изъ лѣса весь воздухъ. Но это длилось недолго. Откуда-то съ востока медленно, но упрямо, надвигались сумерки; мягкая лиловатая полутьма все плотнѣй, гуще липла къ косматымъ шапкамъ огромныхъ сосенъ. Точно огоньки свѣчей, затрепетали вверху первыя звѣзды.
«Завтра мы кончимъ работы въ
сто десятомъ участкѣ», думалъ свои
Puс. Е. Шильниковскаго.
глаза на кулекъ съ бутылками, спросилъ акцизный Барсуковъ.
— Это потомъ, потомъ. Не забывайте, что у насъ есть баранина. Кашу будемъ варить.
— А какъ вамъ, господа, понравились крестьянскія дѣвушки, которыхъ мы встрѣтили по дорогѣ?—спросилъ очнувшійся Званниковъ, жадно схлебывая съ блюдечка чай и поминутно обжигаясь.
— Прелесть. Такая красота!—отозвалась изъ-за самовара Юлія Павловна.—Эти яркія платья, лепты... Эта непосредственность... А здоровье, здоровье какое!..
— По-моему, онѣ грубы и только,— презрительнымъ тономъ замѣтила рѣзавшая лимонъ жена Барсукова, Евгенія Ивановна.
— Тебѣ, Женя, никогда не нравится то, что нравится другимъ—съ досадой, не то на коробку сардинъ, которую никакъ не могъ откупорить, не то на жену, сказалъ Барсуковъ.
— Что жъ, можешь отправиться къ этимъ босоногимъ принцессамъ.
Евгенія Ивановна обиженно надула губки.
- А гдѣ же Валентинъ Николаичъ? —предупреждая готовый разразиться супружескій конфликтъ, спросилъ кто-то.
- Да, гдѣ онъ, въ самомъ дѣлѣ? •— Кушайте, господа! Валентинъ, вѣрно, одинъ бродитъ по лѣсу,—съ улыбкой сказала Юлія Павловна.— Онъ иногда бываетъ чудакомъ. Уйдетъ изъ дому и на всю ночь. Онъ у меня мечтатель. Любитъ одиночество.
— Въ одиночествѣ рождается великое, но иногда и кое-что такое, что и сказать нельзя,-—скептически вставилъ свое замѣчаніе все время молчавшій математикъ Сухонинъ, преподаватель женской гимназіи.
— А по-моему, одиночество, да еще въ лѣсу, способно настроить душу только на самый возвышенный ладъ.—восторженно сказалъ кто-то изъ студентовъ.
Заспорили объ одиночествѣ. Перешли на біографіи знаменитыхъ людей. Говорилось такъ же хорошо и аппетитно, какъ послѣ восьми верстъ пути пилось и ѣлось. Юлія Павловна, исполнявшая роль хозяйки, не успѣвала разливать чай.
II.
Лѣсной кондукторъ Темниковъ, пользуясь воскреснымъ днемъ, сходилъ къ своему тестю въ ближнее село въ гости и теперь возвращался домой. Шелъ онъ быстро, низко склонивъ на грудь голову и размахивая руками. Порою онъ останавливался, прислушиваясь къ отдаленнымъ шорохамъ лѣса, и тогда что-то красиво звѣриное, настороженно-хитрое было въ его сухой угловатой фигурѣ.
Солнце только что закатилось, вливъ въ зелено-рыжую чащу сосенника прозрачный радужный свѣтъ. Деревья, цвѣты и травы обрисовались въ этомъ свѣту какъ-то особенно рѣзко, точно солнце, уходя, выпило изъ лѣса весь воздухъ. Но это длилось недолго. Откуда-то съ востока медленно, но упрямо, надвигались сумерки; мягкая лиловатая полутьма все плотнѣй, гуще липла къ косматымъ шапкамъ огромныхъ сосенъ. Точно огоньки свѣчей, затрепетали вверху первыя звѣзды.
«Завтра мы кончимъ работы въ
сто десятомъ участкѣ», думалъ свои