чивает: «ну, где им играть, это притворные враки, — вот не ложь, что у них голые ...ки».
Но самым любимым, действительно народным зрелищем в России была медвежья комедия, или, как ее называли в народе, медвежья потеха.
Картинки «медведь с козой прохлаждаются, на музыке своей забавляются» всегда быстро раскупались. Хозяин при каждом из действий сказывает замысловатые и смешные приговорки.
Нутка, Мишка, развернися, Подойди к сим господам,
Что дадут ты поклонися,— Ета польза будет нам.
И, видимо, сам восхищаясь превосходной дрес” сировкой, поводчик ученого медведя, обращаясь к изображенной на этой же картинке публике, продолжает:
Вот как зверя приучают При публике танцевать,
Зверский нрав его смягчают, Учат пишу доставать.
Если же случится, что благодарные зрители поднесут и вожаку и медведю пива, полпива или водочки, то потеха опять продолжается: вожак схватывается с медведем, и начинается борьба, и ребята и взрослые принимают в этой борьбе самое горячее участие, подбадривая криками то «Топтыгина», то его хозяина.
Как борьба с медведем, так и борьба людей была всегда собою неотъемлемой частью народного увеселения. Виды борьбы в XVIII и в начале XIX столетия были различные: «в схватку», где борцы обхватывали друг друга (не разрешалось лишь брать под силки), старались повалить противника на землю, при чем допускалась иногда и подножка,— и «не всхватку», в которой противники брались за плечи или пояс одной, а иногда и двумя руками и также старались повалить друг друга на землю. На народных картинках призом победителю почему-то были два куриных яйца. «Удалые молодцы, добрые борцы, а хто ново поборит не всхватку, тому два яйца в смятку».
Этих борцов, точно так же как и кулачных бойцов, любители-купцы специально разыскивали, разъезжая по России, привозили в Москву и где нибудь под Девичьим устраивали настоящие состязания при огромном стечении народа.
Среди бойцов некоторые славились чуть-ли не на всю Россию своей огромной силой и ловкостью. Баснописец Измайлов увековечил имя одного из «чемпионов» Москвы Семена Трещалы.
В Москве фабричный был Семен, силач, боец, Зараз из печи изразец
Своею вышибал железной пятерней.
Перед боем бойцы обыкновенно обнимались и целовались, но иногда подзадоривали и посмеивались друг над другом. Так же они изображены и на картинке «Добрые молодцы кулашные бойцы». Ермошка предостерегает своего противника: «Ей брат, Парамошка, худо ты шутишь надо мной, Ермошкой, хотя бы всю изодрал мою рожу токмо не замал бы моей одежи, у меня, брат, Ермака не сшибешь валенова калпака, хотя на ногах у меня бураки, а в руках крепки кулаки».
Не отстает от своего противника и Парамошка: «не стращай, брат, Ермак, и на мне такой же валеной колпак, я вижу, охлебался ты молока преснова, оттово у тебя портки на ж... треснули».
На этих же народных гуляньях наиболее предприимчивые импрессарио очищали карманы жадной до диковинок публики, демонстрируя: карликов, великанов, необыкновенных уродов, чу
довищ и невиданных зверей. Например, слон, показываемый в Москве, который мог вытаскивать хоботом пробки и развязывать узелки, был выгравирован в различных видах, каждый раз о подробным описанием этого необыкновенного зверя.
Что в Москве за удивленье, Что за новое явленье, Что дивится так она? Привели в ее слона —
Множество бежит народу К страшному сему уроду. Все торопятся, спешат, Все смотреть его хотят.
Далее, он в той же рифмованной прозе рассказывает, что этот урод собой представляет:
Страшен был слона мне вид, Хоть коврами он покрыт, — Особливо мужики
Озирались на клыки.
Зная в нем велику мочь,
Пятились, как раки прочь .
И, видимо, жалея карманы любопытной московской публики, автор картинки заканчивает: «для чего за ту скотину рубли платить и полтину, не за что и гривны несть, слон родился слон и есть».
Народная картинка сохранила для истории имя великана Бернарда Жили, ростом в 3 1/2 аршина, который «на Девичьем поле в театре множеству народа виден был».
Карлики в XVIII веке в балаганах выставлялись очень редко, так как они всегда очень охотно раскупались в собственность богатыми дворянами и вельможами. По цене они тогда приравнивались к арапченкам, говорящим попугаям и ученым собачкам. Когда Петру Великому взбрела в голову затея развести в России породу парков посредством брака, то на свадьбе его любимого карлика Якима с карлицей царицы Прасковьей в 1710 году было собрано государевым указом «карл мужеска и девическа полу» более 80 человек. В 1713 году эта попытка была им повторена, но так же не имела успеха.
Из картинки же народ узнает о рождении урода в Н. Новгороде с двумя головами и четырьмя руками, отправленного в Москву, и о дивной птице с четырьмя крылами, прилетевшей в 1776 году в Париж прямо в окно к градоначальнику.
Но главной поставщицей различных чудес была, несомненно, страна «Гишпания», в которой, по словам газет, чуть ли не ежегодно объявлялось то или другое чудо. На картинке мы видим сатира, который в 1760 году был привезен в Барцелонуград, где удивлял зрителей своей уродливой фигурой, покрытой шерстью, о огромным ртом и ушами и кошачьими усами. В Испании же в 1739 году рыбаки якобы вытащили в неводе водяного мужика, покрытого шерстью, и там же, наконец, объявилось «чудо лесное, пойманное весною», т.-е. мужик с птичьей головой, которого испанские солдаты поймали в лесу и привезли в Мадрид на удивленье народу. Картинка в заключение приводит выдержку из «Московских Ведомостей»: «и повеле его гишпанский король окрестить и привесть в каталицкую веру».
Все эти картинки очень часто вызывали в народе самые нелепые слухи, но в деревнях, куда их приносили в лубках офени, они быстро раскупались, так как продавались они, как и все лубочные картинки, очень недорого—по денежке, по копейке и по две копейки.
Н. Барыкин.
Но самым любимым, действительно народным зрелищем в России была медвежья комедия, или, как ее называли в народе, медвежья потеха.
Картинки «медведь с козой прохлаждаются, на музыке своей забавляются» всегда быстро раскупались. Хозяин при каждом из действий сказывает замысловатые и смешные приговорки.
Нутка, Мишка, развернися, Подойди к сим господам,
Что дадут ты поклонися,— Ета польза будет нам.
И, видимо, сам восхищаясь превосходной дрес” сировкой, поводчик ученого медведя, обращаясь к изображенной на этой же картинке публике, продолжает:
Вот как зверя приучают При публике танцевать,
Зверский нрав его смягчают, Учат пишу доставать.
Если же случится, что благодарные зрители поднесут и вожаку и медведю пива, полпива или водочки, то потеха опять продолжается: вожак схватывается с медведем, и начинается борьба, и ребята и взрослые принимают в этой борьбе самое горячее участие, подбадривая криками то «Топтыгина», то его хозяина.
Как борьба с медведем, так и борьба людей была всегда собою неотъемлемой частью народного увеселения. Виды борьбы в XVIII и в начале XIX столетия были различные: «в схватку», где борцы обхватывали друг друга (не разрешалось лишь брать под силки), старались повалить противника на землю, при чем допускалась иногда и подножка,— и «не всхватку», в которой противники брались за плечи или пояс одной, а иногда и двумя руками и также старались повалить друг друга на землю. На народных картинках призом победителю почему-то были два куриных яйца. «Удалые молодцы, добрые борцы, а хто ново поборит не всхватку, тому два яйца в смятку».
Этих борцов, точно так же как и кулачных бойцов, любители-купцы специально разыскивали, разъезжая по России, привозили в Москву и где нибудь под Девичьим устраивали настоящие состязания при огромном стечении народа.
Среди бойцов некоторые славились чуть-ли не на всю Россию своей огромной силой и ловкостью. Баснописец Измайлов увековечил имя одного из «чемпионов» Москвы Семена Трещалы.
В Москве фабричный был Семен, силач, боец, Зараз из печи изразец
Своею вышибал железной пятерней.
Перед боем бойцы обыкновенно обнимались и целовались, но иногда подзадоривали и посмеивались друг над другом. Так же они изображены и на картинке «Добрые молодцы кулашные бойцы». Ермошка предостерегает своего противника: «Ей брат, Парамошка, худо ты шутишь надо мной, Ермошкой, хотя бы всю изодрал мою рожу токмо не замал бы моей одежи, у меня, брат, Ермака не сшибешь валенова калпака, хотя на ногах у меня бураки, а в руках крепки кулаки».
Не отстает от своего противника и Парамошка: «не стращай, брат, Ермак, и на мне такой же валеной колпак, я вижу, охлебался ты молока преснова, оттово у тебя портки на ж... треснули».
На этих же народных гуляньях наиболее предприимчивые импрессарио очищали карманы жадной до диковинок публики, демонстрируя: карликов, великанов, необыкновенных уродов, чу
довищ и невиданных зверей. Например, слон, показываемый в Москве, который мог вытаскивать хоботом пробки и развязывать узелки, был выгравирован в различных видах, каждый раз о подробным описанием этого необыкновенного зверя.
Что в Москве за удивленье, Что за новое явленье, Что дивится так она? Привели в ее слона —
Множество бежит народу К страшному сему уроду. Все торопятся, спешат, Все смотреть его хотят.
Далее, он в той же рифмованной прозе рассказывает, что этот урод собой представляет:
Страшен был слона мне вид, Хоть коврами он покрыт, — Особливо мужики
Озирались на клыки.
Зная в нем велику мочь,
Пятились, как раки прочь .
И, видимо, жалея карманы любопытной московской публики, автор картинки заканчивает: «для чего за ту скотину рубли платить и полтину, не за что и гривны несть, слон родился слон и есть».
Народная картинка сохранила для истории имя великана Бернарда Жили, ростом в 3 1/2 аршина, который «на Девичьем поле в театре множеству народа виден был».
Карлики в XVIII веке в балаганах выставлялись очень редко, так как они всегда очень охотно раскупались в собственность богатыми дворянами и вельможами. По цене они тогда приравнивались к арапченкам, говорящим попугаям и ученым собачкам. Когда Петру Великому взбрела в голову затея развести в России породу парков посредством брака, то на свадьбе его любимого карлика Якима с карлицей царицы Прасковьей в 1710 году было собрано государевым указом «карл мужеска и девическа полу» более 80 человек. В 1713 году эта попытка была им повторена, но так же не имела успеха.
Из картинки же народ узнает о рождении урода в Н. Новгороде с двумя головами и четырьмя руками, отправленного в Москву, и о дивной птице с четырьмя крылами, прилетевшей в 1776 году в Париж прямо в окно к градоначальнику.
Но главной поставщицей различных чудес была, несомненно, страна «Гишпания», в которой, по словам газет, чуть ли не ежегодно объявлялось то или другое чудо. На картинке мы видим сатира, который в 1760 году был привезен в Барцелонуград, где удивлял зрителей своей уродливой фигурой, покрытой шерстью, о огромным ртом и ушами и кошачьими усами. В Испании же в 1739 году рыбаки якобы вытащили в неводе водяного мужика, покрытого шерстью, и там же, наконец, объявилось «чудо лесное, пойманное весною», т.-е. мужик с птичьей головой, которого испанские солдаты поймали в лесу и привезли в Мадрид на удивленье народу. Картинка в заключение приводит выдержку из «Московских Ведомостей»: «и повеле его гишпанский король окрестить и привесть в каталицкую веру».
Все эти картинки очень часто вызывали в народе самые нелепые слухи, но в деревнях, куда их приносили в лубках офени, они быстро раскупались, так как продавались они, как и все лубочные картинки, очень недорого—по денежке, по копейке и по две копейки.
Н. Барыкин.