КОРЗИНА-КЛЕТКА
Мы циркачи заколдованного круга в 13 метров в пиаметре—манеж. Мы воспринимаем жизнь газет, улиц и площадей, но отображаем ее только в этих 13 метрах. Жанр, к которому относится мое искусство, заключен в еще более узкий круг— в «корзину», как говорят афишки и зрители,— в «клетку, как говорим мы. О «клетке» — некрасивом сооружении из досок, в котором мчатся параллельно земле под прямыми и острыми углами к шаткой «почве» на велосипедах и мотоциклах артисты моего жанра, об этой клетке, любимой, изменчивой, верной и коварной,—я хочу здесь написать.
Мне было очень немного лет, когда мой учитель, «знаменитый аттракцион-велосипедист, не боящийся смерти», Баранский познакомил меня с этим сооружением. Я не знаю, можно ли объяснить словами, как нужно учиться ездить на велосипеде, как нарушить закон притяжения и карабкаться по отвесной стене, в роде Глупышкина в первые годы кино. Я знаю только, что «взять корзину», значит, быть в течение многих месяцев разукрашенным синяками; я знаю, что «иметь кураж», т.-е., очертя голову, в бешеном темпе взлететь по стенкам клетки вверх, можно только в одном случае: раз и навсегда забыв чувство страха, преодолеть инстинкт самосохранения или выработать скорее какой-то новый, никому неизвестный принцип самосохранения. Каждый из нас, артистов-велосипедистов, работающий в клетке, мог бы часами рассказывать о счастливых случаях, когда он потерял ребро, сломал руку, вывихнул ногу. «Счастливые» случаи, — так как
часто бывают «несчастные» случаи, о которых пострадавшие уже не могут рассказывать, о которых можно прочесть в газете несколько строк, обнесенных черной рамкой.
В прошлом летнем сезоне я работал в Москве в саду «Ренесанс». Аппарат-клетку пришлось, за неимением другой «жилплощади», поставить на бывший фонтан — сегодня громадное сухое оцементированное корыто. Клетка—-очень капризная штука: она требует к себе большого внимания, она любит, чтобы ее крепко прикрепляли колышками к земле. Но не вобьешь же колышек в цемент! Администратор сада долго качал головой, глядя, как я устанавливал аппаратна края фонтана. «Что вы понимаете, — мне ездить, а не вам! Не разобьюсь!», а сам подумал — «что же делать, не отказываться же от этих редких гастролей, когда ими только и кормишься».
Как всегда, замелькали перед глазами и слились в непрерывную белую гладь стенки клетки. Круг, второй, третий—-мы с велосипедом уже наверху. Вдруг аппарат жалобно всхлипнул. Я не успел сообразить, в чем дело: мой велосипед по инерции еще раз долетел до места скрепа — здесь была свободная от перекладинок клетки дыра. По инерции мы с велосипедом пролетели через эту двухаршинную пропасть, стремглав снова объехали клетку и... снова у пропасти. Аппарат треснул, разошелся сверху донизу. Можно было стиснуть зубы, взять все нервы на пушку и перепрыгивать, как Гарри Пиль, через эту дыру еще 5, максимум 10 раз. А потом что? Спуститься вниз — все равно нельзя. Мне было очень невесело в эту минуту. Я сказал велосипеду «Allez!»—- он полетел вправо, где раньше стояла, а теперь давно разбежалась в страхе публика, я —- влево.
Вы спросите: скольких ребер мне стоили эти «сильные переживания»? Ни одного, — я упал в мягкую клумбу с цветами. Вот это называется «счастливый случай». Люблю цветы (это не намек на «бенефисные» подношения).
Любое существо, запертое в клетку, мечтает только об одном — как бы эта клетка сломалась, разрушилась. Мы, велосипедные аттракционисты, мечтаем, как бы построить такую клетку, которая никогда не ломалась бы. Увы, это несбыточная мечта: амортизация нашей аппаратуры— грандиозна. Только материал и работа клетки стоят в среднем 1200 рублей. А сколько бессонных ночей над вычислениями диаметра корзины! Если аппарат «обманывает по диаметру», если он шире или уже того, что нужно артисту такого-то роста, такого-то веса, такого-то «куража» — беда— номер не будет итти гладко. В Риге есть специальный завод, производящий по вычислениям ученых инженеров цирковую аппаратуру. У меня нет денег, чтобы ехать в Ригу, да и не доверил бы никому вычисления моей клетки, а еще (между нами — по секрету) у меня нет денег и на постройку клетки здесь в Москве.
Вот в этом трагедия циркача. Мой номер —- один из лучших русских велосипедных аттракционов, у меня самая высокая корзина и все же — я сижу без работы.
Мы циркачи заколдованного круга в 13 метров в пиаметре—манеж. Мы воспринимаем жизнь газет, улиц и площадей, но отображаем ее только в этих 13 метрах. Жанр, к которому относится мое искусство, заключен в еще более узкий круг— в «корзину», как говорят афишки и зрители,— в «клетку, как говорим мы. О «клетке» — некрасивом сооружении из досок, в котором мчатся параллельно земле под прямыми и острыми углами к шаткой «почве» на велосипедах и мотоциклах артисты моего жанра, об этой клетке, любимой, изменчивой, верной и коварной,—я хочу здесь написать.
Мне было очень немного лет, когда мой учитель, «знаменитый аттракцион-велосипедист, не боящийся смерти», Баранский познакомил меня с этим сооружением. Я не знаю, можно ли объяснить словами, как нужно учиться ездить на велосипеде, как нарушить закон притяжения и карабкаться по отвесной стене, в роде Глупышкина в первые годы кино. Я знаю только, что «взять корзину», значит, быть в течение многих месяцев разукрашенным синяками; я знаю, что «иметь кураж», т.-е., очертя голову, в бешеном темпе взлететь по стенкам клетки вверх, можно только в одном случае: раз и навсегда забыв чувство страха, преодолеть инстинкт самосохранения или выработать скорее какой-то новый, никому неизвестный принцип самосохранения. Каждый из нас, артистов-велосипедистов, работающий в клетке, мог бы часами рассказывать о счастливых случаях, когда он потерял ребро, сломал руку, вывихнул ногу. «Счастливые» случаи, — так как
часто бывают «несчастные» случаи, о которых пострадавшие уже не могут рассказывать, о которых можно прочесть в газете несколько строк, обнесенных черной рамкой.
В прошлом летнем сезоне я работал в Москве в саду «Ренесанс». Аппарат-клетку пришлось, за неимением другой «жилплощади», поставить на бывший фонтан — сегодня громадное сухое оцементированное корыто. Клетка—-очень капризная штука: она требует к себе большого внимания, она любит, чтобы ее крепко прикрепляли колышками к земле. Но не вобьешь же колышек в цемент! Администратор сада долго качал головой, глядя, как я устанавливал аппаратна края фонтана. «Что вы понимаете, — мне ездить, а не вам! Не разобьюсь!», а сам подумал — «что же делать, не отказываться же от этих редких гастролей, когда ими только и кормишься».
Как всегда, замелькали перед глазами и слились в непрерывную белую гладь стенки клетки. Круг, второй, третий—-мы с велосипедом уже наверху. Вдруг аппарат жалобно всхлипнул. Я не успел сообразить, в чем дело: мой велосипед по инерции еще раз долетел до места скрепа — здесь была свободная от перекладинок клетки дыра. По инерции мы с велосипедом пролетели через эту двухаршинную пропасть, стремглав снова объехали клетку и... снова у пропасти. Аппарат треснул, разошелся сверху донизу. Можно было стиснуть зубы, взять все нервы на пушку и перепрыгивать, как Гарри Пиль, через эту дыру еще 5, максимум 10 раз. А потом что? Спуститься вниз — все равно нельзя. Мне было очень невесело в эту минуту. Я сказал велосипеду «Allez!»—- он полетел вправо, где раньше стояла, а теперь давно разбежалась в страхе публика, я —- влево.
Вы спросите: скольких ребер мне стоили эти «сильные переживания»? Ни одного, — я упал в мягкую клумбу с цветами. Вот это называется «счастливый случай». Люблю цветы (это не намек на «бенефисные» подношения).
Любое существо, запертое в клетку, мечтает только об одном — как бы эта клетка сломалась, разрушилась. Мы, велосипедные аттракционисты, мечтаем, как бы построить такую клетку, которая никогда не ломалась бы. Увы, это несбыточная мечта: амортизация нашей аппаратуры— грандиозна. Только материал и работа клетки стоят в среднем 1200 рублей. А сколько бессонных ночей над вычислениями диаметра корзины! Если аппарат «обманывает по диаметру», если он шире или уже того, что нужно артисту такого-то роста, такого-то веса, такого-то «куража» — беда— номер не будет итти гладко. В Риге есть специальный завод, производящий по вычислениям ученых инженеров цирковую аппаратуру. У меня нет денег, чтобы ехать в Ригу, да и не доверил бы никому вычисления моей клетки, а еще (между нами — по секрету) у меня нет денег и на постройку клетки здесь в Москве.
Вот в этом трагедия циркача. Мой номер —- один из лучших русских велосипедных аттракционов, у меня самая высокая корзина и все же — я сижу без работы.