МАНДАРИН ПЕСЬЕЙ МАНЬЧЖУРИИ
В последнее время много говорят о новых методах дрессировки животных, основанных на изучении поведения, особенностей и привычек их, так сказать, —на рефлексах.
Думая, или читая что-либо на эту тему, я как-то невольно переношусь мыслями в далекую, пыльную Маньчжурию, где мне довелось наблюдать изумительный пример дрессировки обыкновенных, вовсе не породистых собак, безызвестным бродягой, калекой-китайцем.
Впервые я встретил Суна, — так звали калекустарика, — по ту сторону реки Сунгари, невдалеке от суетливого китайского города Фудзидзяна. Вместе с бывалым старожилом края Кирпичниковым мы охотились на уток.
Когда уж не одна пара тупоносых неуклюжих птиц болталась за нашими поясами, мы расположились у полноводного озера подкрепиться...
Издали,, по большой проселочной дороге к «Городу Великих могил», — как китайцы называют Харбин, — в волнах желтой пыли двигалась причудливая группа...
Вскоре из пыли уже вырисовывалась повозка... В деревянной смешной тележке, запряженной шестеркой дородных собак, среди отрепьев платья и всякого хлама раскачивалась жуткая фигура —
человеческий обрубок, безногий, однорукий китаец - старик.
Вокруг калеки в неуклюжем просторном коробе тележки беспомощно барахтались лохматые слепые щенки. По бокам и сзади повозки плелось еще четыре пса, из которых двое были навьючены котомками с домашней утварью и мешками провизии: бездомный кочевник, видимо, был по-своему «домовитым» и запасливым хозяином...
Меня чрезвычайно заинтересовал собачий караван.
Мой спутник уже много лет знавал Суна, и когда он зазвал старика свернуть к нам, повозка и все псы мигом повернули в нашу сторону
Старик протянул к нам свою единственную конечность, заулыбался приветливо на наши фляги и тут же с благоговением отпил добросовестный глоток маньчжурской пшеничной водки из моей получетвертной фляги.
Собаки, видя дружеские отношения встречных, ничего не предпринимали против нас. Впрочем, они и без того были слишком озабочены обнюхиванием со всех сторон, — как это полагается «по штату» всякой добропорядочной собаке, —- нашего красавца —- охотничьего пса «Чжана(так, между прочим, Кирпичников прозвал свою собаку в честь маньчжурского сатрапа — Чжан- Дзо-лина).
Сун распряг как-то зубами и рукой своих незатейливых «коней», и мигом закипела дружная работа.
Носильщики подступили к самой тележке, легли под ее бортами, подставляли по очереди навьюченные спины, и старик развязывал веревки.
Старик по особому свистнул, втягивая воздух в себя, и служки, тележные собаки, стремглав рассыпались по окрестности. Вскоре уже они мчались с добычей в зубах: со щепками, валежником, сучьями, досками для костра. Снова врассыпную, опять с добычей,—и так до нового свиста старика, на этот раз пронзительного свиста—-в трубочку собранных толстых губ.
Сунова фаворитка, одноухая, хромая желтая сука «Санча» — «Тройка» (старик основной кадр своих четвероногих работников называл «ига», «лянга», «санга» и т. д., что значит: «Единица», «Двойка», «Тройка» и т. д.), повидимому, самая смышленная, но, вместе с тем, и самая неохотливая на работу собака, только при внушительном ворчании хозяина взяла в зубы «чайник» Сунова изобретения и разочарованно поплелась к озеру по воду.
Все делали собаки для беспомощного старика. Суну оставалось дружелюбно командовать песьей артелью и распределять отдельные поручения...
Некоторые моменты этой изумительной картины я уже упустил из памяти, однако, до сих пор хорошо помню, что между бродягой и его собаками было такое отношение, что, казалось, они с полуслова, с мимолетного взгляда отлично понимали друг друга.
От самого словоохотливого старика Суна, а впоследствии и от моего постоянного спутника по охотам Кирпичникова я многое узнал о Суне.
Сун был родом из Шань-дуня. Его родичи из поколения в поколение были дрессировщиками животных, площадными циркачами, искусными акробатами.