ЦИРК ФРАНЦУЗСКИЙ И РУССКИЙ
Статья Мориса Гарей
Вы любите цирк? Нравится ли вам наблюдать при резком свете прожектораигру силы и крепости или лошадей — результат постоянной дрессировки.
Зрелище ли цирк? Нет, демонстрация — это верней! В цирке трюк, кулисы, слово приведены к их простейшей выразительности, мы освобождены от необходимости думать — мы смотрим. Если бы не эксплоатация торгового капитализма, который во Франции и во всех остальных буржуазных странах оставил и на цирке свои пагубные следы, цирк, как и кино, был бы зрелищем вполне социальным.
Артисты, как бы забавляясь, пробуждают в нас мысль о том, что абсолютных понятий не существует:
— Как — вы ходите ногами? — Да — как ходят все!
— Ну, так идите в цирк: там ходят на руках, лев покорен как собака, лошадь приобрела человеческие черты.
Революционное зрелище? Да, если оно внушает вам мысль о выполнимости путем напряжения энергии, крепкой воли и методичности того, что казалось невозможным.
У цирка есть свои поклонники — любители мускула, развитого мускула акробата, человека умеющего хотеть. Любители высшей школы, где лошади своим мудрым развитием доказывают, что человек, дрессирующий их, передавший им разум, может служить себе подобным примером неустанной энергии; любители клоунов созданных как будто для того, чтобы заставлять смеяться или плакать, но, главным образом — для того, чтобы заставлять думать.
Во Франции цирк — предприятие торговое. Но некоторые номера достойны внимания. Не хотите ли посмотреть их вместе со мной?
Вот посреди манежа Грок. О! Он далеко не красавец! Его рот тянется через все лицо к ушам. У него лицо автомата, с глазами, открывающимися и закрывающимися как у куклы. У него очень широкое пальто; он снимает его и остается в очень узком платье, подчеркивающем худобу ног. Господин в бальной одежде, подчеркнутый джентльмен, встречает его:
— Как вас зовут? — Грок.
— Грок? Странное имя. Откуда вы? Из какой страны?
— Я не знаю.
Счастливый Грок — у него нет родины, вот почему он удивляется в свою очередь:
— А вы кто? Вы англичанин? Почему?
Грок притащил с собой громадный сундук, он открывает его и вынимает из него совсем маленькую скрипку.
— Что вы хотите делать, Грок? —- Я хочу развлекаться.
Его скрипка — гротеск, но он играет своей душой, своим сердцем. Мелодия заставляет трепетать эту неподвижную толпу, волновавшуюся только что, как кусок материи, которую треплет ветер.
Вот жонглер Кинг Репп (Король Республики). Обнаженный символ! Он появляется на троне, — скипетр в руке, с королевской короной. Но это —только пародия на короля. Он жонглирует своей короной, скипетром. Но как он напоминает о другом жонглировании: жонглировании нашего парламента, жонглировании законами, никогда не сдерживаемыми обещаниями. Обнаженный символ — уверяю вас!
Вас интересуют лошади? Сознаюсь, что для меня несравнимое ни с чем удовольствие видеть двенадцать лошадей Раной в их белых и черных одеяниях (по шести каждого цвета) смешивающимися, расходящимися, сходящимися. Они внимательны, их уши напряжены, они полны вкуса к своему труду. Разум — принадлежность человека. У животных есть только инстинкт? Какое заблуждение. Посмотрите, как они работают. Гоп! Гоп! Они становятся на задние ноги, они опускаются на колени. Но какое терпение должно быть у человека, заставившего их понять ихработу! А они ее понимают, уверяю вас!
«Десять лет, м-сье, я потратил на технику своего номера», говорит мне один из братьев Земганно. И когда увидишь их номер, поймешь, сколько энергии они должны были затратить, чтобы достичь такой уверенности в работе на трапеции. Это люди? Нет — окрыленные существа. Но крылья их были созданы головой, которая хотела!
Однако перейдем за кулисы, вернее в кабинет директора. Этот великолепно одетый господин объяснит нам (если мы попадем в день его откровенности), что для него спектакль—только статья дохода. Артисты? Акробаты, укротители — одно дело, доход — дело другое, и самое важное.
— Что! Социальная сторона опекталя? Воспитание масс? Какая ерунда! Расскажите это моим акционерам ! Помощь артистам в несчастных случаях? Страхование? Но, м-сье, ведь у них же ничего нет кроме риска их профессии! Только выгода, говорю я вам! Дивиденты, только это интересует нас. Искусство, развитие масс — это не наше дело.
Мне пришлось приехать в Россию, чтобы увидеть преображенный цирк. Здесь другая концепция зрелища, другие методы работы, и над всем—-единение артистов и дирекции, делающие цирк социальной школой и в то же время — развлечением.
Квалификация артистов показалась мне равной квалификации наших французских артистов. Остроумная сатира Виталия Лазаренко показалась мне равной лучшей сатире нашей французской арены. Гармоничный номер двух сестер Кох, вызывает
ГРОК
Статья Мориса Гарей
Вы любите цирк? Нравится ли вам наблюдать при резком свете прожектораигру силы и крепости или лошадей — результат постоянной дрессировки.
Зрелище ли цирк? Нет, демонстрация — это верней! В цирке трюк, кулисы, слово приведены к их простейшей выразительности, мы освобождены от необходимости думать — мы смотрим. Если бы не эксплоатация торгового капитализма, который во Франции и во всех остальных буржуазных странах оставил и на цирке свои пагубные следы, цирк, как и кино, был бы зрелищем вполне социальным.
Артисты, как бы забавляясь, пробуждают в нас мысль о том, что абсолютных понятий не существует:
— Как — вы ходите ногами? — Да — как ходят все!
— Ну, так идите в цирк: там ходят на руках, лев покорен как собака, лошадь приобрела человеческие черты.
Революционное зрелище? Да, если оно внушает вам мысль о выполнимости путем напряжения энергии, крепкой воли и методичности того, что казалось невозможным.
У цирка есть свои поклонники — любители мускула, развитого мускула акробата, человека умеющего хотеть. Любители высшей школы, где лошади своим мудрым развитием доказывают, что человек, дрессирующий их, передавший им разум, может служить себе подобным примером неустанной энергии; любители клоунов созданных как будто для того, чтобы заставлять смеяться или плакать, но, главным образом — для того, чтобы заставлять думать.
Во Франции цирк — предприятие торговое. Но некоторые номера достойны внимания. Не хотите ли посмотреть их вместе со мной?
Вот посреди манежа Грок. О! Он далеко не красавец! Его рот тянется через все лицо к ушам. У него лицо автомата, с глазами, открывающимися и закрывающимися как у куклы. У него очень широкое пальто; он снимает его и остается в очень узком платье, подчеркивающем худобу ног. Господин в бальной одежде, подчеркнутый джентльмен, встречает его:
— Как вас зовут? — Грок.
— Грок? Странное имя. Откуда вы? Из какой страны?
— Я не знаю.
Счастливый Грок — у него нет родины, вот почему он удивляется в свою очередь:
— А вы кто? Вы англичанин? Почему?
Грок притащил с собой громадный сундук, он открывает его и вынимает из него совсем маленькую скрипку.
— Что вы хотите делать, Грок? —- Я хочу развлекаться.
Его скрипка — гротеск, но он играет своей душой, своим сердцем. Мелодия заставляет трепетать эту неподвижную толпу, волновавшуюся только что, как кусок материи, которую треплет ветер.
Вот жонглер Кинг Репп (Король Республики). Обнаженный символ! Он появляется на троне, — скипетр в руке, с королевской короной. Но это —только пародия на короля. Он жонглирует своей короной, скипетром. Но как он напоминает о другом жонглировании: жонглировании нашего парламента, жонглировании законами, никогда не сдерживаемыми обещаниями. Обнаженный символ — уверяю вас!
Вас интересуют лошади? Сознаюсь, что для меня несравнимое ни с чем удовольствие видеть двенадцать лошадей Раной в их белых и черных одеяниях (по шести каждого цвета) смешивающимися, расходящимися, сходящимися. Они внимательны, их уши напряжены, они полны вкуса к своему труду. Разум — принадлежность человека. У животных есть только инстинкт? Какое заблуждение. Посмотрите, как они работают. Гоп! Гоп! Они становятся на задние ноги, они опускаются на колени. Но какое терпение должно быть у человека, заставившего их понять ихработу! А они ее понимают, уверяю вас!
«Десять лет, м-сье, я потратил на технику своего номера», говорит мне один из братьев Земганно. И когда увидишь их номер, поймешь, сколько энергии они должны были затратить, чтобы достичь такой уверенности в работе на трапеции. Это люди? Нет — окрыленные существа. Но крылья их были созданы головой, которая хотела!
Однако перейдем за кулисы, вернее в кабинет директора. Этот великолепно одетый господин объяснит нам (если мы попадем в день его откровенности), что для него спектакль—только статья дохода. Артисты? Акробаты, укротители — одно дело, доход — дело другое, и самое важное.
— Что! Социальная сторона опекталя? Воспитание масс? Какая ерунда! Расскажите это моим акционерам ! Помощь артистам в несчастных случаях? Страхование? Но, м-сье, ведь у них же ничего нет кроме риска их профессии! Только выгода, говорю я вам! Дивиденты, только это интересует нас. Искусство, развитие масс — это не наше дело.
Мне пришлось приехать в Россию, чтобы увидеть преображенный цирк. Здесь другая концепция зрелища, другие методы работы, и над всем—-единение артистов и дирекции, делающие цирк социальной школой и в то же время — развлечением.
Квалификация артистов показалась мне равной квалификации наших французских артистов. Остроумная сатира Виталия Лазаренко показалась мне равной лучшей сатире нашей французской арены. Гармоничный номер двух сестер Кох, вызывает
ГРОК