ЖОНГЛЕР
Помещаемые стихи П. Германа представляют интересную попытку дать новое оформление для номера жонглера. Написан „Жонглер‘
для школы циркового искусства.
На арене небольшой стол. На нем: цилиндр, сигара, трость, мячи, тенисная ракета, обручи, самовар, факелы и прочее.
У меня на столе, перед вами вот тут— Разнородные с виду предметы.
Но они у меня под рукой оживут
И в движеньи своем вам наглядно дадут На вопросы живые ответы...
(Подходит к столу.) Это было еще в буржуазные дни,
Дни придворно помещичьей власти.
Где на каждом шагу попадались одни Лишь цилиндры, сигары и трости.
(Берет перечисленные предметы.) Но рабочий простой, потихоньку смекнул В чем тут суть и какое тут дело:
Власть забрал в Октябре, словно вихрем дохнул, И все это вот так полетело...
(Начинает быстро жонглировать цилиндром, сигарой и тростью.) Был зловещ и тревожен тогда горизонт, Мы нередко не спали ночами.
Нас бросали приказами с фронта на фронт, Вот как я здесь бросаюсь мячами.
(Жонглирует мячами.)
Все, что я говорю, уж давно отошло, А задача ближайшая эта—
Чтобы у наших спортсменов — Европе на зло — Так в руках замелькала б ракета.
(Ракета и мяч.) Чтобы был бы осмысленным каждый наш шаг, Чтоб порыв не кончался речами,
Чтоб от массы сплошной исходящих бумаг Не рябило б в глазах обручами...
(Быстро жонглирует обручами.) Если сбудется все — соглашателям гроб, Это я говорю вам не даром —
И от злости глаза их полезут на лоб Ну, примерно, таким самоваров.
(Устанавливает на лбу самовар.) В заключенье напомню вам лозунги дней: Мы войну объявили буржуям —
Значит нужно побольше таких вот огней Их пожар мировой мы раздуем...
(Жонглирует горящими факелами.) Музыка
ПАВЕЛ ГЕРМАН.
понятные эмоции, указывает на лучшие стороны русского цирка—гибкость, соединенная с уверенностью в исполнении, которые могут быть достигнуты только путем терпеливых упражнений.
Выступление лошадей Труцци легко переносит сравнение с лучшими номерами французского цирка. Как они догоняют друг друга, как послушно позволяют своим коллегам баюкать себя в креслах качалках и качают сами, как после того, как одна из лошадей Труцци раздевается (а она раздевается сама!), она уютно ложится на кровать с крепкими пружинами. Трудно даже сказать что делаетТруцци лучше — представления своих лошадей или мизансцены той пантомимы, которая заставила всю Москву бежать в цирк. Эта пантомима, показывающая нам восставших крестьян, сбрасывающих в озеро, покрывающее манеж, армию, священников и деспотов, зрелище очень оригинальное и в то же время —революционное.
У нас осталось такое впечатление, что русский цирк действительно разрешил проблему поучающего зрелища, что он стал значительно выше путем развития своих собственных сил. Во Франции цирк механизируется, в нем достигается только механическая смесь номеров, подчеркивающая только индивидуальные свойства артиста, который преподносится -как некий феномен. Здесь же артисты орудуют развитой путем воли мускулатурой, этим самым они внушают зрителям мысль итти в спорт-кружки клубов и попробовать самим сравниться с теми, кого он видел в цирке на трапеции и турнике. Артист—не феномен, он инструктор, которому можно успешно подражать.
Каковы положения,-—главенствующие здесь? Это, как любезно обяснили мне управляющие Госцирками А. Данкман и П. Сильвестров и директор советского Мюзик-Холла С. Асилов,—- сделать из цирка то, что сделано из театра и кино СССР — школу для воспитания масс рабочих и
крестьян. Это является ярким контрастом зрелищу наших капиталистических стран, рассматривающих спектакли только как прибыльные аттракционы.
Артисты, работающие в СССР, будь они русские или иностранцы, отнюдь не рассматриваются как приманка для получения выгод, но, пользуясь правами членов профсоюзов, находят в своей работе защиту советского закона. Над ними, как над нашими французскими артистами, не висит угроза несчастного случая или старости.
Я познакомился с книгами и с пропагандирующей цирк прессой — с журналом «Цирк и Эстрада», из которого редакция (Луначарская и Уразов) создали действительно живой и чрезвычайно интересный орган. Мне объяснили также принцип централизации (на котором построены Госцирки), и который немыслимо провести при нашем капитализме, строящем спектакли на полнейшей анархии, позволяющей эксплоатировать артистов самым скандальным образом.
Нужно ли доказывать достоинства единственной в мире цирковой школы, где под директорством Луначарской полсотни студентов обучаются трудному ремеслу акробатов и клоунов? Как далеки от этого наши капиталистические страны, в которых, если бы такая школа и могла существовать, то только под руководством какого-нибудь предприимчивого импрессарио, видящего в ней несомненный источник выгоды.
Возвратясь во Францию обо всем этом я сумею рассказать нашим друзьям цирка, артистам и зрителям, объяснить им, какие великие дела совершены в этом и в других направлениях в России. Но я объясню им также, что все это могло быть сделано только при поддержке правительства рабочих и крестьян, только в стране победоносной революции.
Перевод с французского Т.
Помещаемые стихи П. Германа представляют интересную попытку дать новое оформление для номера жонглера. Написан „Жонглер‘
для школы циркового искусства.
На арене небольшой стол. На нем: цилиндр, сигара, трость, мячи, тенисная ракета, обручи, самовар, факелы и прочее.
У меня на столе, перед вами вот тут— Разнородные с виду предметы.
Но они у меня под рукой оживут
И в движеньи своем вам наглядно дадут На вопросы живые ответы...
(Подходит к столу.) Это было еще в буржуазные дни,
Дни придворно помещичьей власти.
Где на каждом шагу попадались одни Лишь цилиндры, сигары и трости.
(Берет перечисленные предметы.) Но рабочий простой, потихоньку смекнул В чем тут суть и какое тут дело:
Власть забрал в Октябре, словно вихрем дохнул, И все это вот так полетело...
(Начинает быстро жонглировать цилиндром, сигарой и тростью.) Был зловещ и тревожен тогда горизонт, Мы нередко не спали ночами.
Нас бросали приказами с фронта на фронт, Вот как я здесь бросаюсь мячами.
(Жонглирует мячами.)
Все, что я говорю, уж давно отошло, А задача ближайшая эта—
Чтобы у наших спортсменов — Европе на зло — Так в руках замелькала б ракета.
(Ракета и мяч.) Чтобы был бы осмысленным каждый наш шаг, Чтоб порыв не кончался речами,
Чтоб от массы сплошной исходящих бумаг Не рябило б в глазах обручами...
(Быстро жонглирует обручами.) Если сбудется все — соглашателям гроб, Это я говорю вам не даром —
И от злости глаза их полезут на лоб Ну, примерно, таким самоваров.
(Устанавливает на лбу самовар.) В заключенье напомню вам лозунги дней: Мы войну объявили буржуям —
Значит нужно побольше таких вот огней Их пожар мировой мы раздуем...
(Жонглирует горящими факелами.) Музыка
ПАВЕЛ ГЕРМАН.
понятные эмоции, указывает на лучшие стороны русского цирка—гибкость, соединенная с уверенностью в исполнении, которые могут быть достигнуты только путем терпеливых упражнений.
Выступление лошадей Труцци легко переносит сравнение с лучшими номерами французского цирка. Как они догоняют друг друга, как послушно позволяют своим коллегам баюкать себя в креслах качалках и качают сами, как после того, как одна из лошадей Труцци раздевается (а она раздевается сама!), она уютно ложится на кровать с крепкими пружинами. Трудно даже сказать что делаетТруцци лучше — представления своих лошадей или мизансцены той пантомимы, которая заставила всю Москву бежать в цирк. Эта пантомима, показывающая нам восставших крестьян, сбрасывающих в озеро, покрывающее манеж, армию, священников и деспотов, зрелище очень оригинальное и в то же время —революционное.
У нас осталось такое впечатление, что русский цирк действительно разрешил проблему поучающего зрелища, что он стал значительно выше путем развития своих собственных сил. Во Франции цирк механизируется, в нем достигается только механическая смесь номеров, подчеркивающая только индивидуальные свойства артиста, который преподносится -как некий феномен. Здесь же артисты орудуют развитой путем воли мускулатурой, этим самым они внушают зрителям мысль итти в спорт-кружки клубов и попробовать самим сравниться с теми, кого он видел в цирке на трапеции и турнике. Артист—не феномен, он инструктор, которому можно успешно подражать.
Каковы положения,-—главенствующие здесь? Это, как любезно обяснили мне управляющие Госцирками А. Данкман и П. Сильвестров и директор советского Мюзик-Холла С. Асилов,—- сделать из цирка то, что сделано из театра и кино СССР — школу для воспитания масс рабочих и
крестьян. Это является ярким контрастом зрелищу наших капиталистических стран, рассматривающих спектакли только как прибыльные аттракционы.
Артисты, работающие в СССР, будь они русские или иностранцы, отнюдь не рассматриваются как приманка для получения выгод, но, пользуясь правами членов профсоюзов, находят в своей работе защиту советского закона. Над ними, как над нашими французскими артистами, не висит угроза несчастного случая или старости.
Я познакомился с книгами и с пропагандирующей цирк прессой — с журналом «Цирк и Эстрада», из которого редакция (Луначарская и Уразов) создали действительно живой и чрезвычайно интересный орган. Мне объяснили также принцип централизации (на котором построены Госцирки), и который немыслимо провести при нашем капитализме, строящем спектакли на полнейшей анархии, позволяющей эксплоатировать артистов самым скандальным образом.
Нужно ли доказывать достоинства единственной в мире цирковой школы, где под директорством Луначарской полсотни студентов обучаются трудному ремеслу акробатов и клоунов? Как далеки от этого наши капиталистические страны, в которых, если бы такая школа и могла существовать, то только под руководством какого-нибудь предприимчивого импрессарио, видящего в ней несомненный источник выгоды.
Возвратясь во Францию обо всем этом я сумею рассказать нашим друзьям цирка, артистам и зрителям, объяснить им, какие великие дела совершены в этом и в других направлениях в России. Но я объясню им также, что все это могло быть сделано только при поддержке правительства рабочих и крестьян, только в стране победоносной революции.
Перевод с французского Т.