мый несерьезный. Это отнюдь не значит, что ныне пишущим неудачные пьесы, в большинстве молодым авторам, нужно запретить писать — нет, их нужно поощрять, но им нужно раз навсегда запомнить, что театр имеет свои законы, что пьесе должно предшествовать изучение законов драматургии и сцены.
Драматургическую, если так можно выразиться, стихию необходимо направить по надлежащему и организованному руслу — изучению драматургии п театра: эту задачу должны взять на себя организации драматургов и писателей, разумеется, предварительно оживленные и усиленные нужными силами.
Вот как, по нашему глубокому убеждению, должен быть поставлен вопрос о современной драматургии. Колоссальное количество никчемных пьес прежде всего повелительно диктует следующее: не строя иллюзорных планов, необходимо серьезно взяться за организацию новой драматургии.
Довольно кавалерийского наскока!
Ведь тем кавалерийским „наскоком , какой сказывается в театральной политике наших театров, мы репертуарный кризис не изживем: наоборот, этим „пьесный кризис лишь углубляется и расширяется. Б. Полевой
„ВЕЧЕРА РАССКАЗА Нельзя не признать, что одним из самых су
щественных орудий воздействия на слушателя — является художественно - произнесенное слово. Все истекшие годы, ознаменованные рядом серьезно поставленных опытов, раскрепостивших тело актера, естественно отодвинули на второй план существенные вопросы, связанные со словом.
Таким образом, культура слова, звучание слова — находится в упадке. И не случаен тот факт, что у нас все меньше и меньше на концертных афишах мелькают имена артистов, выступающих с исполнением литературных произведений на эстраде.
Отсюда возник — мой жанр („Вечера Рассказа ), где я разрабатываю проблемы поднятия культуры и значения слова, где для меня имеет ваясное значение не только восприятие аудитории со стороны зрительно-слухового, но и со стороны особенностей литературного стиля, читаемого автора.
В выборе литературного произведения для своего исполнения, я прежде всего, руководствуюсь наличием художественной правды, стиля и динамики у данного автора. Свою работу над литературным произведением я рассматриваю, как Работу автора, постановщика и исполнителя вместе, так как по мере вскрытия замысла автора, я приступаю к собственной композиции этого произведения; и как постановщик наделяю ролью, особым ритмом, интонацией, одной какой либо специфической окраской — каждого персонажа данного произведения. Каждому из них я даю свой мимический рисунок, свою характерную мимико-звуковую маску.
Основной мой прием — это придание исполняемому произведению характера беседы автира со слушателями, который наблюдает своих героев со стороны. Мое стремление — овладеть слушате
лем настолько, чтобы заставить его чувствовать автора, творить и создавать образ вместе со мной, помогая ему при этом интонацией, жестами и мимикой. Не каприз мой, когда я требую ярко-, освещенного зала и определенного количества слушателей — это необходимо в силу того, что я должен видеть каждого слушателя — я с ним общаюсь — я вступаю в сферу непосредственной близости со своей аудиторией и вызываю ее на коллективную мысль, на общую работу над автором.
Сейчас, когда появляется почти ежедневно громадное количество художественной прозы, когда, с другой стороны, на эту прозу жадно набрасывается молодежь, я считаю чрезвычайно важным выявление ее в живом слове. Ведь мы привыкли воспринимать рассказ, роман, новеллу и т. д., лишь как смену воображаемых образов, музыка же речи, живое слово — проходят мимо нас. В самом деле, в наше время, когда слово играет колоссальное значение, вместе с тем культура его заброшена.
Моя лаборатория сценического воспроизведения литературного текста, находящаяся в ведении театральной секции Государственной Академии Художественных Наук вместе со мной встала на путь пропаганды и агитации за живое слово.
А. Закушняк
КРИЗИС или НЕУМЕНИЕ?
НЕСКОЛЬКО дней тому назад общественные и театральные работники, собравшиеся на организованном комитетом эстрадников просмотре, усиленно и напряженно обсуждали вопрос о выводе из тупика разговорного жанра эстрады. Омраченный тучами, горизонт остался омраченным. А на другой день на эстраде Аккапеллы появился невысокий москвич, с подвижным лицом, со скупыми, но выразительными жестами и... ликвидировал кризис...
Передача, исключительно простая (и в то же время, отделанная), полное отсутствие фальши, безукоризненная точность интонаций и особая, мягкая лиричность — таковы основные свойства большого артистического дарования А. Я. Закушняка.
Его слушают с раскрытым ртом, затаив дыхание. Его можно слушать час, два, три, сколько угодно, с неослабевающим интересом и без малейшего утомления. Особенно хочется подчеркнуть удивительную тактичнось передачи еврейских рассказов Бабеля и Шолом-Алейхема. Здесь так легко сбиться на шарж, на резкость, на грубость. А этого нет и своеобразному национальному колориту текста придана удивительная задушевность.
В заключение, только один упрек: несмотря на очень большое значение пропаганды классической дореволюционной художественной литературы, хотелось-бы побольше современных авторов, среди которых найдутся многие, достойные воспроизведения на эстраде.
Н. Николаев
Драматургическую, если так можно выразиться, стихию необходимо направить по надлежащему и организованному руслу — изучению драматургии п театра: эту задачу должны взять на себя организации драматургов и писателей, разумеется, предварительно оживленные и усиленные нужными силами.
Вот как, по нашему глубокому убеждению, должен быть поставлен вопрос о современной драматургии. Колоссальное количество никчемных пьес прежде всего повелительно диктует следующее: не строя иллюзорных планов, необходимо серьезно взяться за организацию новой драматургии.
Довольно кавалерийского наскока!
Ведь тем кавалерийским „наскоком , какой сказывается в театральной политике наших театров, мы репертуарный кризис не изживем: наоборот, этим „пьесный кризис лишь углубляется и расширяется. Б. Полевой
„ВЕЧЕРА РАССКАЗА Нельзя не признать, что одним из самых су
щественных орудий воздействия на слушателя — является художественно - произнесенное слово. Все истекшие годы, ознаменованные рядом серьезно поставленных опытов, раскрепостивших тело актера, естественно отодвинули на второй план существенные вопросы, связанные со словом.
Таким образом, культура слова, звучание слова — находится в упадке. И не случаен тот факт, что у нас все меньше и меньше на концертных афишах мелькают имена артистов, выступающих с исполнением литературных произведений на эстраде.
Отсюда возник — мой жанр („Вечера Рассказа ), где я разрабатываю проблемы поднятия культуры и значения слова, где для меня имеет ваясное значение не только восприятие аудитории со стороны зрительно-слухового, но и со стороны особенностей литературного стиля, читаемого автора.
В выборе литературного произведения для своего исполнения, я прежде всего, руководствуюсь наличием художественной правды, стиля и динамики у данного автора. Свою работу над литературным произведением я рассматриваю, как Работу автора, постановщика и исполнителя вместе, так как по мере вскрытия замысла автора, я приступаю к собственной композиции этого произведения; и как постановщик наделяю ролью, особым ритмом, интонацией, одной какой либо специфической окраской — каждого персонажа данного произведения. Каждому из них я даю свой мимический рисунок, свою характерную мимико-звуковую маску.
Основной мой прием — это придание исполняемому произведению характера беседы автира со слушателями, который наблюдает своих героев со стороны. Мое стремление — овладеть слушате
лем настолько, чтобы заставить его чувствовать автора, творить и создавать образ вместе со мной, помогая ему при этом интонацией, жестами и мимикой. Не каприз мой, когда я требую ярко-, освещенного зала и определенного количества слушателей — это необходимо в силу того, что я должен видеть каждого слушателя — я с ним общаюсь — я вступаю в сферу непосредственной близости со своей аудиторией и вызываю ее на коллективную мысль, на общую работу над автором.
Сейчас, когда появляется почти ежедневно громадное количество художественной прозы, когда, с другой стороны, на эту прозу жадно набрасывается молодежь, я считаю чрезвычайно важным выявление ее в живом слове. Ведь мы привыкли воспринимать рассказ, роман, новеллу и т. д., лишь как смену воображаемых образов, музыка же речи, живое слово — проходят мимо нас. В самом деле, в наше время, когда слово играет колоссальное значение, вместе с тем культура его заброшена.
Моя лаборатория сценического воспроизведения литературного текста, находящаяся в ведении театральной секции Государственной Академии Художественных Наук вместе со мной встала на путь пропаганды и агитации за живое слово.
А. Закушняк
КРИЗИС или НЕУМЕНИЕ?
НЕСКОЛЬКО дней тому назад общественные и театральные работники, собравшиеся на организованном комитетом эстрадников просмотре, усиленно и напряженно обсуждали вопрос о выводе из тупика разговорного жанра эстрады. Омраченный тучами, горизонт остался омраченным. А на другой день на эстраде Аккапеллы появился невысокий москвич, с подвижным лицом, со скупыми, но выразительными жестами и... ликвидировал кризис...
Передача, исключительно простая (и в то же время, отделанная), полное отсутствие фальши, безукоризненная точность интонаций и особая, мягкая лиричность — таковы основные свойства большого артистического дарования А. Я. Закушняка.
Его слушают с раскрытым ртом, затаив дыхание. Его можно слушать час, два, три, сколько угодно, с неослабевающим интересом и без малейшего утомления. Особенно хочется подчеркнуть удивительную тактичнось передачи еврейских рассказов Бабеля и Шолом-Алейхема. Здесь так легко сбиться на шарж, на резкость, на грубость. А этого нет и своеобразному национальному колориту текста придана удивительная задушевность.
В заключение, только один упрек: несмотря на очень большое значение пропаганды классической дореволюционной художественной литературы, хотелось-бы побольше современных авторов, среди которых найдутся многие, достойные воспроизведения на эстраде.
Н. Николаев