рядомъ такихъ же горъ. Слѣдоватѳльно, повѣсти и романы Тургенева должны были вырасти на глубоко-замѣчательной литературной почвѣ. И только появленіе въ переводѣ „Войны и Мира“, „Анны
Карениной , „Преступленія и Наказанія , „Обломова и другихъ русскихъ романовъ подчеркнуло это основное положеніе исторіи литературы. Европейская критика была глубоко удивлена, увидѣвши, что Тургеневъ, котораго она считала лучшимъ прозаикомъ второй половины вѣка, имѣетъ литературныхъ товарищей, не только не
уступающихъ ему въ значеніи, но въ лицѣ Толстого и Достоевскаго стоящихъ выше его по глубинѣ захвата. Такое открытіе не могяо пройти безслѣдно, и мы, дѣйствительно, видимъ, что въ Европѣ те
перь говорятъ уже не объ отдѣльныхъ русскихъ писателяхъ, а о русской литературѣ. Сочиненія Толстого расходятся въ международ
ной книжной торговлѣ въ такомъ количествѣ изданій, къ каждому слову великаго русскаго писателя прислушиваются съ такимъ безконечнымъ вниманіемъ, что, въ концѣ концовъ, можно даже задуматься надъ тѣмъ, гдѣ онъ болѣе знаменптъ и любимъ—у себя дома или
за границей. Достоевскій произвелъ сильнѣйшее впечатлѣніе и много уже можно указать литературныхъ произведеній, въ тонъ числѣ та
кихъ крупныхъ талантовъ какъ Гауптманъ, Бурже, Д’Анунціо, гдѣ вліяніе великаго патологическаго генія сказалось ярко и наглядно. Но не только великіе представители русскаго слова вліяютъ теперь на европейское творчество—европейскій литературный міръ прислушивается и къ голосу цѣлаго ряда второстепенныхъ русскихъ писа
телей. Въ общемъ, такъ называемое „русское влгяніеи стало виднымъ явленіемъ европейской литературной жизни, что и повело къ знаменательнѣйшему результату: русской литературѣ отводится мѣсто рядомъ съ литературой англійской, французской и нѣмецкой. Это по
четное уравненіе нашей молодой письменности съ литературой главенствующихъ народовъ цивилизованнаго міра, заматерѣлыхъ въ культурной жизни, не покажется, конечно, преувеличеніемъ всякому, кто хоть нѣсколько размышлялъ надъ первокласнымъ матеріаломъ, даваемымъ новою и новѣйшею русской литературой. Пушкинъ, Грибоѣдовъ, Лермонтовъ, Гоголь, Бѣлинскій и вся плеяда такъ называемыхъ писателей 40-хъ годовъ—развѣ имъ не должно быть отведено мѣсто въ первыхъ рядахъ человѣчества?
Но, собственно говоря, слѣдуетъ прійти къ еще болѣе разительнымъ выводамъ. Если брать для сравненія тольконовѣйшую русскую ли
тературу, второй половины XIX столѣтія, то простой перечень ея корифеевъ покажетъ, что мѣсто ея нѣсколько иное. Неужели произведенія Толстого, Тургенева и Достоевскаго стоятъ только рядомъ съ англійской и американской литературой второй половины вѣка, куль
Карениной , „Преступленія и Наказанія , „Обломова и другихъ русскихъ романовъ подчеркнуло это основное положеніе исторіи литературы. Европейская критика была глубоко удивлена, увидѣвши, что Тургеневъ, котораго она считала лучшимъ прозаикомъ второй половины вѣка, имѣетъ литературныхъ товарищей, не только не
уступающихъ ему въ значеніи, но въ лицѣ Толстого и Достоевскаго стоящихъ выше его по глубинѣ захвата. Такое открытіе не могяо пройти безслѣдно, и мы, дѣйствительно, видимъ, что въ Европѣ те
перь говорятъ уже не объ отдѣльныхъ русскихъ писателяхъ, а о русской литературѣ. Сочиненія Толстого расходятся въ международ
ной книжной торговлѣ въ такомъ количествѣ изданій, къ каждому слову великаго русскаго писателя прислушиваются съ такимъ безконечнымъ вниманіемъ, что, въ концѣ концовъ, можно даже задуматься надъ тѣмъ, гдѣ онъ болѣе знаменптъ и любимъ—у себя дома или
за границей. Достоевскій произвелъ сильнѣйшее впечатлѣніе и много уже можно указать литературныхъ произведеній, въ тонъ числѣ та
кихъ крупныхъ талантовъ какъ Гауптманъ, Бурже, Д’Анунціо, гдѣ вліяніе великаго патологическаго генія сказалось ярко и наглядно. Но не только великіе представители русскаго слова вліяютъ теперь на европейское творчество—европейскій литературный міръ прислушивается и къ голосу цѣлаго ряда второстепенныхъ русскихъ писа
телей. Въ общемъ, такъ называемое „русское влгяніеи стало виднымъ явленіемъ европейской литературной жизни, что и повело къ знаменательнѣйшему результату: русской литературѣ отводится мѣсто рядомъ съ литературой англійской, французской и нѣмецкой. Это по
четное уравненіе нашей молодой письменности съ литературой главенствующихъ народовъ цивилизованнаго міра, заматерѣлыхъ въ культурной жизни, не покажется, конечно, преувеличеніемъ всякому, кто хоть нѣсколько размышлялъ надъ первокласнымъ матеріаломъ, даваемымъ новою и новѣйшею русской литературой. Пушкинъ, Грибоѣдовъ, Лермонтовъ, Гоголь, Бѣлинскій и вся плеяда такъ называемыхъ писателей 40-хъ годовъ—развѣ имъ не должно быть отведено мѣсто въ первыхъ рядахъ человѣчества?
Но, собственно говоря, слѣдуетъ прійти къ еще болѣе разительнымъ выводамъ. Если брать для сравненія тольконовѣйшую русскую ли
тературу, второй половины XIX столѣтія, то простой перечень ея корифеевъ покажетъ, что мѣсто ея нѣсколько иное. Неужели произведенія Толстого, Тургенева и Достоевскаго стоятъ только рядомъ съ англійской и американской литературой второй половины вѣка, куль