наго или вообще душевнаго кризиса и сводились не къ простой перемѣнѣ сюжета, а къ исканію чего-то въ родѣ стихіи, насе
ленной своеобразными явленіями духа, принципіально-противуположными тѣмъ, съ которыми художникъ до сихъ поръ имѣлъ дѣло—у себя, въ своемъ кругу. Разъ такой кризисъ наступилъ,—Толстой уже не удовлетворится простымъ, спокойнымъ наблюденіемъ людей другой сферы: ему нуженъ народъ, какъ стихія, какъ часть природы, стихійное движеніе массъ, война съ ея ужасами, съ ея своеобразной психологіей, историческіе про
цессы, въ которыхъ безсильна воля человѣка,—вообще все грандіозное, могучее, величавое въ своей простотѣ, безыскусствен
ное, наивное въ своей грубой правдѣ, прямо противуположное той искусственности, условности, утонченности, которыя свой
ственны высшимъ слоямъ общества и вошли въ плоть и кровь его представителей, въ томъ числѣ—и самого художника. Тур
геневу рисуя народные типы (въ «Запискахъ охотника»), показалъ намъ, что «мужики» такіе-же люди, какъ и мы, что и у нихъ наблюдается такое-же разнообразіе натуръ и умовъ, какъ и у насъ, что и тамъ есть умы практическіе, дѣловые и умы поэтическіе, созерцательные и т. д. Онъ приблизилъ народъ къ верхнимъ слоямъ и показалъ возможность взаимнаго пониманія. Толстой обращается къ народу, напротивъ, съ мыслью найти въ немъ нѣчто такое, чего нѣтъ и быть не можетъ въ культур
номъ классѣ, рисуетъ народные типы (въ «Казакахъ»)—какъ совсѣмъ особую лороду людей, между которой и «нами» не можетъ установиться ни пониманіе, ни сочувствіе.
Я попрошу читателя вызвать въ памяти тѣ образы, созданные Толстымъ, которые выходятъ за предѣлы субъективной (въ обширномъ смыслѣ) сферы его творчества и явились воплощеніемъ его наблюденій надъ чуждой ему жизнью. Вотъ дядя Брошка, казакъ Лукашка, Марьянка («Казаки»), вотъ Платонъ Каратаевъ, вотъ самъ Кутузовъ,—не правда-ли, какія яркія, какія своеобразныя, какія мощныя созданія искусства! Это—не только художественныя обобщенія, полученныя обычнымъ путемъ объективныхъ наблюденій,—это вмѣстѣ съ тѣмъ рядъ настоящихъ художественныхъ открытій. Въ наукѣ имъ отвѣчаютъ тѣ геніальныя гипотезы, которыя хотя и строятся обычными пріемами индукціи и основаны на объективныхъ наблюденіяхъ, но на которыхъ прежде всего лежитъ печать глубокой, смѣлой, оригинальной интуиціи. И тамъ, и здѣсь это—плоды вдохнове
ленной своеобразными явленіями духа, принципіально-противуположными тѣмъ, съ которыми художникъ до сихъ поръ имѣлъ дѣло—у себя, въ своемъ кругу. Разъ такой кризисъ наступилъ,—Толстой уже не удовлетворится простымъ, спокойнымъ наблюденіемъ людей другой сферы: ему нуженъ народъ, какъ стихія, какъ часть природы, стихійное движеніе массъ, война съ ея ужасами, съ ея своеобразной психологіей, историческіе про
цессы, въ которыхъ безсильна воля человѣка,—вообще все грандіозное, могучее, величавое въ своей простотѣ, безыскусствен
ное, наивное въ своей грубой правдѣ, прямо противуположное той искусственности, условности, утонченности, которыя свой
ственны высшимъ слоямъ общества и вошли въ плоть и кровь его представителей, въ томъ числѣ—и самого художника. Тур
геневу рисуя народные типы (въ «Запискахъ охотника»), показалъ намъ, что «мужики» такіе-же люди, какъ и мы, что и у нихъ наблюдается такое-же разнообразіе натуръ и умовъ, какъ и у насъ, что и тамъ есть умы практическіе, дѣловые и умы поэтическіе, созерцательные и т. д. Онъ приблизилъ народъ къ верхнимъ слоямъ и показалъ возможность взаимнаго пониманія. Толстой обращается къ народу, напротивъ, съ мыслью найти въ немъ нѣчто такое, чего нѣтъ и быть не можетъ въ культур
номъ классѣ, рисуетъ народные типы (въ «Казакахъ»)—какъ совсѣмъ особую лороду людей, между которой и «нами» не можетъ установиться ни пониманіе, ни сочувствіе.
Я попрошу читателя вызвать въ памяти тѣ образы, созданные Толстымъ, которые выходятъ за предѣлы субъективной (въ обширномъ смыслѣ) сферы его творчества и явились воплощеніемъ его наблюденій надъ чуждой ему жизнью. Вотъ дядя Брошка, казакъ Лукашка, Марьянка («Казаки»), вотъ Платонъ Каратаевъ, вотъ самъ Кутузовъ,—не правда-ли, какія яркія, какія своеобразныя, какія мощныя созданія искусства! Это—не только художественныя обобщенія, полученныя обычнымъ путемъ объективныхъ наблюденій,—это вмѣстѣ съ тѣмъ рядъ настоящихъ художественныхъ открытій. Въ наукѣ имъ отвѣчаютъ тѣ геніальныя гипотезы, которыя хотя и строятся обычными пріемами индукціи и основаны на объективныхъ наблюденіяхъ, но на которыхъ прежде всего лежитъ печать глубокой, смѣлой, оригинальной интуиціи. И тамъ, и здѣсь это—плоды вдохнове