ея: подъ звонъ „полуторапудовыхъ“ чашъ, подъ звуки „яровчатыхъ“ гуслей, здѣсь сливки древне-кіевскаго об
щества щеголяютъ другъ передъ другомъ кто чѣмъ гораздъ, сватаются, интригуютъ, ссорятся, мирятся, за
мышляютъ богатырскіе выѣзды противь насильниковъ внутреннихъ и внѣшнихъ и отдыхаютъ на лаврахъ послѣ многолѣтняго стоянія на сторожевой „заставѣ“.
Что Владиміръ Святой съ его богатырскою дружиной сдѣлался главнымъ центромъ нашего народнаго эпоса—
объясняется тѣмъ, что царствованіе этого князя, „краснымъ солнышкомъи разсѣявшаго лежавшій дотолѣ надъ Русью мракъ язычества и кочевой неурядицы, было дѣйствительно самою свѣтлою эпохою до-татарскаго вре
мени. Ііослѣ же долголѣтняго гнета азіатскихъ пришельцевъ, славный богатырскій вѣкъ „князя-солнышка14 дол
женъ былъ представляться народу въ еще болѣе радужныхъ краскахъ, и даже подвиги героевъ позднѣйшихъ— ДмиТрія Донскаго, Ермака—безсознагельно пріурочивались новѣйшими рапсодами все къ тому-же „солнечному* вѣку.
Былины новгородского круга воспѣваюгъ героевъ Новгорода начала XII вѣка, т.-е. того именно цвѣгущаго періода его, когда онъ служилъ центромъ торговаго дви
женія сѣверной Руси. Герои эти уже не богатыри въ полномъ смыслѣ слова, ратоборствующіе за отчизну, за вѣру, „за вдовъ, сиротъ и бѣдныхъ людей, это вѣрнѣе,
удальцы, совершающіе подвиги не для блага другихъ, а просто ради удальства или для личной своей пользы.
Но удальство ихъ все-же развертывается такъ широко, описывается такъ своеобразно и ярко, что возсоздаетъ передъ нами живую картину древняго Новгорода и воз
буждаетъ въ насъ невольное сочувствіе къ самимъ удальцамъ. Удальцы эти двоякаго рода: вольница и купцы.
Въ „славномъ Великомъ Новѣ-городѣ “, кромѣ русскаго и иноземнаго купечества, совершенно естественно сте
кался также массами всякій безпріютный людъ. Людъ этотъ, не имѣвшій иного достоянія, какъ развѣ свою кипучую молодость и беззавѣтную отвагу, помышлялъ лишь объ одномъ: гдѣ-бы выказать свою удаль и гдѣ бы поживиться на чужой счетъ. Нуженъ былъ только ловкій человѣкъ, чтобы сплотить эту вольни
щества щеголяютъ другъ передъ другомъ кто чѣмъ гораздъ, сватаются, интригуютъ, ссорятся, мирятся, за
мышляютъ богатырскіе выѣзды противь насильниковъ внутреннихъ и внѣшнихъ и отдыхаютъ на лаврахъ послѣ многолѣтняго стоянія на сторожевой „заставѣ“.
Что Владиміръ Святой съ его богатырскою дружиной сдѣлался главнымъ центромъ нашего народнаго эпоса—
объясняется тѣмъ, что царствованіе этого князя, „краснымъ солнышкомъи разсѣявшаго лежавшій дотолѣ надъ Русью мракъ язычества и кочевой неурядицы, было дѣйствительно самою свѣтлою эпохою до-татарскаго вре
мени. Ііослѣ же долголѣтняго гнета азіатскихъ пришельцевъ, славный богатырскій вѣкъ „князя-солнышка14 дол
женъ былъ представляться народу въ еще болѣе радужныхъ краскахъ, и даже подвиги героевъ позднѣйшихъ— ДмиТрія Донскаго, Ермака—безсознагельно пріурочивались новѣйшими рапсодами все къ тому-же „солнечному* вѣку.
Былины новгородского круга воспѣваюгъ героевъ Новгорода начала XII вѣка, т.-е. того именно цвѣгущаго періода его, когда онъ служилъ центромъ торговаго дви
женія сѣверной Руси. Герои эти уже не богатыри въ полномъ смыслѣ слова, ратоборствующіе за отчизну, за вѣру, „за вдовъ, сиротъ и бѣдныхъ людей, это вѣрнѣе,
удальцы, совершающіе подвиги не для блага другихъ, а просто ради удальства или для личной своей пользы.
Но удальство ихъ все-же развертывается такъ широко, описывается такъ своеобразно и ярко, что возсоздаетъ передъ нами живую картину древняго Новгорода и воз
буждаетъ въ насъ невольное сочувствіе къ самимъ удальцамъ. Удальцы эти двоякаго рода: вольница и купцы.
Въ „славномъ Великомъ Новѣ-городѣ “, кромѣ русскаго и иноземнаго купечества, совершенно естественно сте
кался также массами всякій безпріютный людъ. Людъ этотъ, не имѣвшій иного достоянія, какъ развѣ свою кипучую молодость и беззавѣтную отвагу, помышлялъ лишь объ одномъ: гдѣ-бы выказать свою удаль и гдѣ бы поживиться на чужой счетъ. Нуженъ былъ только ловкій человѣкъ, чтобы сплотить эту вольни