смѣлое, съ другой тѣ, гдѣ изображено доброе, мягкое, чѳловѣчное,—только тогда вы получите ясное впечатлѣніе о самомъ авторѣ. Въ авторской психологіи явно преобладаютъ эти гуман
ныя черты, и если ихъ такъ плохо подмѣтила читающая интеллигенція, увлекшаяся „демоничностью“ босяковъ, то это потому, что онѣ слишкомъ близки и знакомы ѳй, а тѣ, другія слишкомъ
заманчиво новы и ярки. „Зачѣмъ же мнѣ направлять человѣка по дурному пути?—спрашиваетъ чабанъ въ разсказѣ „Мой спутникъ“;—ужъ лучше я его по тому пошлю, которымъ самъ иду.
Можетъ быть еще встрѣтимся, такъ уже знакомы будемъ. Часомъ помочь другъ другу придется.—„Я былъ въ восхищеніи отъ стараго чабана и его жизненной морали —прибавляешь отъ себя разсказчикъ, за которымъ чувствуется самъ авторъ. Эта жизнен
полубутафорская, антиобщественная мораль Челкашей, которой такъ увлекались наши доморощенные сверхчеловѣки и которую пытались они навязать автору.
Однако самый фактъ, что М. Горькому приходилось воплощать свои настроѳнія въ босяцкій міръ, не могъ не отразиться на психологіи автора и ея развитіи. Съ одной стороны, указанная нами нѣкоторая анархичность мышленія, съ другой—эта творче
ская связь съ анархической босяцкой средой, образовали какой то порочный кругъ, изъ котораго не скоро выбилась мысль М. Горькаго. Правда, нельзя отрицать, что, благодаря этому, между художественными переживаніями автора и изображаемой имъ средой установилась прочная гармонія, позволившая М. Горь
кому подняться на такую художественную высоту, какой онъ больше не достигалъ въ своихъ позднѣйшихъ произвѳденіяхъ,
нерѣдко болѣе глубокихъ по замыслу и болѣе интересныхъ въ соціологическомъ отношеніи.
Весь разсматриваѳмый нами періодъ дѣятельности М. Горькаго окрашенъ въ цвѣтъ анархичѳскаго индивидуализма. Формула: „жизнь узка, а я широкъ“ разрѣшается путемъ возстанія лич
ности противъ общества — въ защиту своей же личности; и разрѣшается она большой частью жаждой дикаго разрушенія. Вотъ философія этого протеста въ изложеніи Гришки Орлова: „Раз
дробить бы всю землю въ пыль или собрать шайку товарищем
и жидовъ перебить... всѣхъ до одного. Или вообще что нибудь! этакое, чтобы стать выше всѣхъ людей и плюнуть на нихъ ст
ныя черты, и если ихъ такъ плохо подмѣтила читающая интеллигенція, увлекшаяся „демоничностью“ босяковъ, то это потому, что онѣ слишкомъ близки и знакомы ѳй, а тѣ, другія слишкомъ
заманчиво новы и ярки. „Зачѣмъ же мнѣ направлять человѣка по дурному пути?—спрашиваетъ чабанъ въ разсказѣ „Мой спутникъ“;—ужъ лучше я его по тому пошлю, которымъ самъ иду.
Можетъ быть еще встрѣтимся, такъ уже знакомы будемъ. Часомъ помочь другъ другу придется.—„Я былъ въ восхищеніи отъ стараго чабана и его жизненной морали —прибавляешь отъ себя разсказчикъ, за которымъ чувствуется самъ авторъ. Эта жизнен
ная мораль гораздо роднѣе М. Горькому, чѣмъ та вычурная,
полубутафорская, антиобщественная мораль Челкашей, которой такъ увлекались наши доморощенные сверхчеловѣки и которую пытались они навязать автору.
Однако самый фактъ, что М. Горькому приходилось воплощать свои настроѳнія въ босяцкій міръ, не могъ не отразиться на психологіи автора и ея развитіи. Съ одной стороны, указанная нами нѣкоторая анархичность мышленія, съ другой—эта творче
ская связь съ анархической босяцкой средой, образовали какой то порочный кругъ, изъ котораго не скоро выбилась мысль М. Горькаго. Правда, нельзя отрицать, что, благодаря этому, между художественными переживаніями автора и изображаемой имъ средой установилась прочная гармонія, позволившая М. Горь
кому подняться на такую художественную высоту, какой онъ больше не достигалъ въ своихъ позднѣйшихъ произвѳденіяхъ,
нерѣдко болѣе глубокихъ по замыслу и болѣе интересныхъ въ соціологическомъ отношеніи.
Весь разсматриваѳмый нами періодъ дѣятельности М. Горькаго окрашенъ въ цвѣтъ анархичѳскаго индивидуализма. Формула: „жизнь узка, а я широкъ“ разрѣшается путемъ возстанія лич
ности противъ общества — въ защиту своей же личности; и разрѣшается она большой частью жаждой дикаго разрушенія. Вотъ философія этого протеста въ изложеніи Гришки Орлова: „Раз
дробить бы всю землю въ пыль или собрать шайку товарищем
и жидовъ перебить... всѣхъ до одного. Или вообще что нибудь! этакое, чтобы стать выше всѣхъ людей и плюнуть на нихъ ст