кинт> въ концѣ поэмы интуитивно все вновь и вновь подчеркиваешь ея безмятежность, „покой )—какъ Онѣгинъ, напротивъ, долженъ былъ явиться алчущимъ и страстнымъ, ибо только такъ вполнѣ проявлена ихъ противоположная сущность. И оттого же, наконецъ, по мысли Пушкина, „геній и злодѣйство—двѣ вещи несовмѣстныя“, потому что геній—полнота, т.-е. бездействен
ность, а злодѣйство какъ разъ — бешенство дѣйствованія,
не знающее никакихъ границъ, рожденное послѣднимъ голодомъ.
Что же это? Значитъ въ Пушкинѣ ожилъ древній дуализмъ Востока, и опять онъ дѣлитъ людей на дѣтей Ормузда и д-ѣтей Аримана? Но вѣдь съ тѣхъ поръ человѣкъ увидалъ надъ двой ■
ственностью первоначадьнаго опыта небесный куполъ и постигъ все сущее какъ единство въ Богѣ; и вѣдь прозвучала же въ мірѣ вѣсть о спасеніи, указавщая грѣшной душѣ въ ней самой открытую дверь и лестницу для восхожденія въ совершенство.— Но Пушкинъ ничего этого не знаетъ. Для него полнота и ущербъ—два вѣчныхъ начала, двѣ необратимыя категоріи. Онъ
вѣритъ, что полнота—даръ неба и не стяжается усиліями; ущербное бытіе обречено неустанно алкать и дѣйствовать, но оно никогда не наполнится по волѣ своей.
4-
Пушкинъ многократно, въ разныхъ видахъ, изображалъ встрѣчу неполноты съ совершенствомъ. Самая мысль сводить ихъ лицомъ къ лицу показываетъ, что онъ зналъ между ними какія-то
отношенія. Я остановлюсь на трехъ такихъ встрѣчахъ. Эти три разсказа помогутъ намъ яснѣе уразумѣть его свидетельство. Именно, онъ утверждаетъ, что полнота излучаетъ нѣкій свѣтъ, и что ущербное воспріимчиво къ этимъ лучамъ. Отсюда ясно, во-первыхъ, что полнота, по мысли Пушкина, не совершенно пассивна; она не дѣйствуетъ только изъ своей индивидуальной воли, у нея такой воли вовсе нѣтъ, но самое ея бытіе есть проявленіе и дѣйствіе высшей силы. Во-вторыхъ, и неполное не
ность, а злодѣйство какъ разъ — бешенство дѣйствованія,
не знающее никакихъ границъ, рожденное послѣднимъ голодомъ.
Что же это? Значитъ въ Пушкинѣ ожилъ древній дуализмъ Востока, и опять онъ дѣлитъ людей на дѣтей Ормузда и д-ѣтей Аримана? Но вѣдь съ тѣхъ поръ человѣкъ увидалъ надъ двой ■
ственностью первоначадьнаго опыта небесный куполъ и постигъ все сущее какъ единство въ Богѣ; и вѣдь прозвучала же въ мірѣ вѣсть о спасеніи, указавщая грѣшной душѣ въ ней самой открытую дверь и лестницу для восхожденія въ совершенство.— Но Пушкинъ ничего этого не знаетъ. Для него полнота и ущербъ—два вѣчныхъ начала, двѣ необратимыя категоріи. Онъ
вѣритъ, что полнота—даръ неба и не стяжается усиліями; ущербное бытіе обречено неустанно алкать и дѣйствовать, но оно никогда не наполнится по волѣ своей.
4-
Пушкинъ многократно, въ разныхъ видахъ, изображалъ встрѣчу неполноты съ совершенствомъ. Самая мысль сводить ихъ лицомъ къ лицу показываетъ, что онъ зналъ между ними какія-то
отношенія. Я остановлюсь на трехъ такихъ встрѣчахъ. Эти три разсказа помогутъ намъ яснѣе уразумѣть его свидетельство. Именно, онъ утверждаетъ, что полнота излучаетъ нѣкій свѣтъ, и что ущербное воспріимчиво къ этимъ лучамъ. Отсюда ясно, во-первыхъ, что полнота, по мысли Пушкина, не совершенно пассивна; она не дѣйствуетъ только изъ своей индивидуальной воли, у нея такой воли вовсе нѣтъ, но самое ея бытіе есть проявленіе и дѣйствіе высшей силы. Во-вторыхъ, и неполное не