щую біографію поэта,—не фактическую исторію внѣшнихъ событій его жизни, а исторію сокровенныхъ двпженій его души, ея жизни. И будущій біографъ долженъ будетъ определить, что внесла въ

эту жизнь Ризничъ, и выяснить, вь чемъ была индивидуальность этой любви Пушкина. Первый вопросъ, на которомъ нужно остановиться—вопросъ о томъ, какія же произведенія Пушкина вы

званы этой женщиной. Тутъ царить большая путаница: съ именемъ Ризничъ связываютъ различныя стихотворенія, иногда прямо противоположныя по содержанію: Анненковъ создалъ даже „трехчлен

ную лирическую пѣснь“ изъ стихотвореній: Элегія 1825 („Нодъ небомъ голубымъ“), „Заклинаніе“ и „Для береговъ отчизны дальной“—и связалъ эту пѣснь съ именемъ Ризничъ. Впрочемъ, онъ

осторожно замѣтилъ, что трехчленная лирическая пѣснь обращена къ одной или двумъ особамъ, умершимъ за границей. Осторожнызамѣчанія Анненкова были расширены и перетолкованы позднѣйшими изслѣдователями, и Амалія Ризничъ получила исключитель

ное значеніе въ жизни Пушкина; комментаторы и біографы стали принимать ее за ту таинственную женщину, которая внушила Пушкину вѣчную любовь къ ней. Для рѣшенія поднятаго въ на

чалѣ нашей замѣтки вопроса о томъ, можно ли отнести еъ Риз
ничъ отрывокъ „Все въ жертву памяти твоей ,—необходимо разобраться въ путаницѣ различныхъ пріуроченій поэтическаго матеріала къ Амаліи Ризничъ. Намъ представляется далеко не лишней попытка определить характеръ отношений поэта къ женѣ одесска

го негоціанта и выяснить, какія именно стихотворенія Пушкина запечатлѣны ея вліяніемъ.

II.

Намъ кажется, что внимательный анализъ стихотворений Пушкина поможетъ намъ разобраться въ біографическихъ вопросахъ, вызываемыхъ ими. Начнемъ съ элегіи „Подъ небомъ голубымъ*;