увѣренію, совращающимъ ученіемъ отравила и деморализовала аѳинскій нравственный характеръ, такъ что онъ сталъ испорченнымъ въ сравненіи съ тѣмъ, какимъ былъ во время Мильтіада и Аристида. Но, чтобы абстракція „софистика могла получить какое-нибудь опре
деленное значеніе, мы должны имѣть доказательства того, что люди, именуемые софистами, имѣли какіе-нибудь доктрины, принципы или методы, общіе имъ всѣмъ и отличающіе ихъ отъ другихъ. Такое предноложеніе не вѣрно: не существовало общихъ принадлежавшихъ имъ доктринъ, принциповъ или методовъ. Даже имя, подъ которымъ
они извѣстны, принадлежало имъ не больше, чѣмъ Сократу и другимъ; у нихъ не было ничего общаго, кромѣ ихъ проФессіи платныхъ учи
телей, подготовлявшихъ молодыхъ людей „мыслить, говорить и дѣпствовать “ ради пріобрѣтенія къ себѣ довѣрія среди гражданъ. Но и эта общность проФессіи не подразумѣвала въ то время такого аналогичнаго характера, какъ теперь, когда путь обученія пробить въ
широкую и торную большую дорогу съ размѣренными разстояніями и установленными промежутками 3). Еслибы поэтому и было справеддливо, что въ періодъ отъ 480 г. и до конца Пелопоннезской войны произошло большое нравственное ухудшеніе въ Аѳинахъ и вообще въ Греціи, то мы должны искать для этого иной причины помимо измышленной абстракции, именуемой софистикой4. На самомъ же дѣлѣ
Аѳины въ концѣ Пелопоннезской войны были не только не болѣе
развращены, чѣмъ Аѳины въ дни Мильтіада и Аристида, но даже стали въ нравственномъ и политическомъ отношеніи лучшими3), и этимъ улучшеніемъ онѣ обязаны главнымъ образомъ соФистамъ. Со
фисты отвлекали молодыхъ людей отъ праздной жизни и борьбы партій, обогащали ихъ умъ самыми хорошими идеями и чувствами, зна
комили съ общими обязанностями человѣка и гражданина, раскрывали
Въ доказательство Гротъ приводить то, что«Платонъ, въ своемъ діалогѣ «Прота
горъ», гдѣ выведены Протагоръ, Продикъ и Гиііпій, надѣляетъ каждаго изъ нихъ особымъ типомъ характера и особымъ методомъ, пе безъ сильной иримѣси взаимной рев
ности между ними; между тѣмъ какъ Ѳразимахъ, въ «Государствѣ», и Евоидемъ, въ діалогѣ этого имени, опять изображены каждый своеобразными красками, отличающими ихъ отъ всѣхъ трехъ вышеупомянутыхъ». «Мы пе знаемъ», говоритъ Гротъ, «насколько Горгій былъ согласепъ съ мпѣніемъ Протагора, что человѣкъ мѣра всѣхъ вещей, но мы можемъ заключить даже изъ самого Платона, что Протагоръ воспротивился бы взглядамъ, выраженнымъ Ѳразимахомъ въ первой книгѣ «Государства». (Grote, History of Greece, VIII, p. 175). 2) Ibid. p. 174—175.
3) Ibid. p. 178: It is my belief that the people had become both morally and
politically better.
деленное значеніе, мы должны имѣть доказательства того, что люди, именуемые софистами, имѣли какіе-нибудь доктрины, принципы или методы, общіе имъ всѣмъ и отличающіе ихъ отъ другихъ. Такое предноложеніе не вѣрно: не существовало общихъ принадлежавшихъ имъ доктринъ, принциповъ или методовъ. Даже имя, подъ которымъ
они извѣстны, принадлежало имъ не больше, чѣмъ Сократу и другимъ; у нихъ не было ничего общаго, кромѣ ихъ проФессіи платныхъ учи
телей, подготовлявшихъ молодыхъ людей „мыслить, говорить и дѣпствовать “ ради пріобрѣтенія къ себѣ довѣрія среди гражданъ. Но и эта общность проФессіи не подразумѣвала въ то время такого аналогичнаго характера, какъ теперь, когда путь обученія пробить въ
широкую и торную большую дорогу съ размѣренными разстояніями и установленными промежутками 3). Еслибы поэтому и было справеддливо, что въ періодъ отъ 480 г. и до конца Пелопоннезской войны произошло большое нравственное ухудшеніе въ Аѳинахъ и вообще въ Греціи, то мы должны искать для этого иной причины помимо измышленной абстракции, именуемой софистикой4. На самомъ же дѣлѣ
Аѳины въ концѣ Пелопоннезской войны были не только не болѣе
развращены, чѣмъ Аѳины въ дни Мильтіада и Аристида, но даже стали въ нравственномъ и политическомъ отношеніи лучшими3), и этимъ улучшеніемъ онѣ обязаны главнымъ образомъ соФистамъ. Со
фисты отвлекали молодыхъ людей отъ праздной жизни и борьбы партій, обогащали ихъ умъ самыми хорошими идеями и чувствами, зна
комили съ общими обязанностями человѣка и гражданина, раскрывали
Въ доказательство Гротъ приводить то, что«Платонъ, въ своемъ діалогѣ «Прота
горъ», гдѣ выведены Протагоръ, Продикъ и Гиііпій, надѣляетъ каждаго изъ нихъ особымъ типомъ характера и особымъ методомъ, пе безъ сильной иримѣси взаимной рев
ности между ними; между тѣмъ какъ Ѳразимахъ, въ «Государствѣ», и Евоидемъ, въ діалогѣ этого имени, опять изображены каждый своеобразными красками, отличающими ихъ отъ всѣхъ трехъ вышеупомянутыхъ». «Мы пе знаемъ», говоритъ Гротъ, «насколько Горгій былъ согласепъ съ мпѣніемъ Протагора, что человѣкъ мѣра всѣхъ вещей, но мы можемъ заключить даже изъ самого Платона, что Протагоръ воспротивился бы взглядамъ, выраженнымъ Ѳразимахомъ въ первой книгѣ «Государства». (Grote, History of Greece, VIII, p. 175). 2) Ibid. p. 174—175.
3) Ibid. p. 178: It is my belief that the people had become both morally and
politically better.