„Бременами Сашкѣ хотѣлось перестать дѣлать то, что называется жизнью: не умываться по утрамъ холодной водой, въ которой плаваютъ маленькія пла
стинки льда, пе ходить въ гимназію, не слушать тамъ, какъ всѣ его ругаютъ, и не испытывать боли въ поясницѣ и во всемъ тѣлѣ, когда мать ставитъ его на цѣлый вечеръ на колѣни. Но такъ какъ ему было тринадцать лѣтъ и онъ не зналъ всѣхъ способовъ, какими люди перестаютъ жить, когда захотятъ этого, то онъ продолжалъ ходить въ гимназію и стоять на колѣнкахъ, и ему казалось, что жизнь никогда не кон
чится. Пройдетъ годъ, еще годъ и еще годъ, а онъ будетъ ходить въ гимназію и стоять на колѣнкахъ. И такъ какъ Сашка обладалъ непокорной и смѣлой душой, то онъ не могъ спокойно отнестись къ злу и мстилъ жизни .
Такими словами начинается одинъ изъ раннихъ разсказовъ Л. Андреева, и мы едва ли ошибемся, если скажемъ, что въ этомъ, да и въ любомъ изъ первыхъ разсказовъ Андреева, уя«е поставлены тѣ проблемы, который стали его излюбленными проблемами въ послѣдующихъ разсказахъ и трагедіяхъ вплоть до нашихъ дней. Личность и міръ противостоять другъ другу, ихъ интересы непримиримы, мое „я“ не желаетъ дѣлать того, что называется жизнью. Это „я“
не принимаетъ жизни. Сашка и окруягающее — двѣ несоизмѣримыя величины. Съ этой ницшеанской и штирнеровской антитезой мы будемъ встрѣчаться въ каждомъ новомъ разсказѣ Андреева. Но въ разсказѣ .„Ангелочекъ“ замѣчательна не только эта антитеза. Въ немъ есть еще нѣчто, что представляетъ специфическую особенность андреевскаго творчества. Вчи
тайтесь внимательно въ приведенныя строки. Въ нихъ ясно формулированы причины Сашкина горя. Его плохо воспитывали: гимназія, нелѣпыя паказанія, умыванья по утрамъ. Въ явлепіяхъ жизни можно разби