ЦИРК ТРИБУНА МАСС

(Заметки зрителя).
Если бы мне задали такой вопрос:
— Где больше всего чувствуются иностранцы? — В цирке.
В самом деле: 2 Канонс (замечательные стрелки), Рэка (человек-оркестр), 3 Бернос (жонглеры на бил
лиарде), 4 Маркас (гладиаторы эквилибристы), Густав Адольфи (дрессировщик лошадей), 3 Вельданос (полет на „аэроплане ), Тегетхофф (иллюзионист), 6 Фалуди (акробаты), Айзбалет (конькобежцы) и Клифф-Аэрос и так далее.
Это цирк за январь, февраль, март. А теперь представьте другое:
Что бы было, если бы в один прекрасный день в Лондоне в цирке появилась бы программа:
Иванов — гладиатор, Сидоров — конькобежец, Фомин— плясун, Максимов—жонглер па пивных бутылках, Сте
панов — стрелок, Брыкин — иллюзионист, Кириллов — акробат и т. д. и т. д.
Вам уже, читатель, представились вытянутые рожи английских посетителей цирка. А на утро газеты и все, кому дорог «британский дух“, благим матом завопили бы о русском засилии, пропаганде Коминтерна и пр.
К их радости, этого пока не может быть. „Британский дух может быть спокоен [*)].
Мы еще не настолько сильны, чтобы брать цирковые арены так же легко, как берут их у нас иностранцы.
„Что-нибудь одно , говорит пословица.
Хотя она не лишает нас надежды, что когда-нибудь и русский циркач появится па отечественной арене и не в таких микроскопических дозах, как это мы наблюдаем сейчас.
Попутно у нас возникает следующее:.
Что бы было, если о засилье иностранцев наблюдалось у нас и в промышленности, и в торговле, и в сель
ском хозяйстве, кооперации и т. д., а мы бы только то и дело что кричали об интернационализме?
К нашему счастью, мы не британцы, варягами нас не удивишь.
— Дорогу Европе и европейскому таланту! А кто-то другой с боку или из-под низу:
— А как ваши русские циркачи поживают? Или:
— Каждому овощу свое время и своя порция.
Что бы было, если бы вы, читатель, полдюжины бифштексов по - английски с кровью (сразу лев чувствуется) в один присест съели?
Впрочем, что кому смерть, то нам здорово. Хотя по совести, положа руку па сердце, и хочется в про
грамме на ряду с Вельданос видеть, пускай помельче,
не в рамке (куда уж нам до рамок. Тоже захотел), а хоть бы изредка, скромненько.
* * *
А против иностранцев мы ничего не имеем.
Мы далее готовы к ним на выучку пойти. Здесь возникает другое:
— Куда наших безработных циркачей девать? (Смотри доклад Маширова).
[*)] Труцци в счет не идет.
И нам хочется, чтобы в программах цирков было процентов 30—40 русских номеров.
Не может быть, что наши номера были несвоевременны, отсталы, а артисты бездарны. Утверждать сие, это все равно, что уподобляться Гоголевской унтер-офицерской вдове...
Просто русские циркачи не имели возможности проявить себя. Взгляд, что русский циркач — это что-то такое убыточное, отражающееся на сборах, все так же нов, как нова жизнь. А пора бы оставить его.
Любезные администраторы цирков, высоко-технический номер дается спросом. Эту истину вы изволили забыть.
Эх, будет время, когда - нибудь и мы увидим Сидорова иллюзионистом.
Или он практический человек, его иллюзией не накормишь?
А вот иностранцы иллюзиями кормятся и, говорят, не плохо.
***
И все же, несмотря на интернациональный дух программы, настоящего цирка нет. Есть винегрет, понаше, смешай господи. И надо сказать, вкусный, хорошо поданный, по-европейски сделанный.
Настоящая программа цирка так подобрана, что не знаешь, кому отдать дань предпочтения. Каждый номер хорош по-своему. Всюду преобладание техники, машинизация движений, вплоть до машинизации чувств зала.
Взять ли Каноне, Рэка, Бернос — у всех их, кроме острых, хорошо поданных номеров, выпирает техника, экономия в движениях, действии, самой манере выступать и держать себя на арене цирка.
А жизнерадостные — гладиаторы-эквилибристы 4 Маркас — эти сильные не природной силой (любого из них
наш рязанский крестьянин в бараний рог согнет), а силой, достигнутой посредством упражнений, работой над собой. Ничего лишнего, ничего произвольного — все в меру и красиво.
Особняком приходится остановиться на Густаве Адольфи — шведском дрессировщике. Конечно, ему до нашего Труцци далеко, но он берет другим. Прелюдия к выходу „большого конского состава — танцы лошади,
начиная с фокстрота и кончая русской пляской — сразу покоряет публику.
Но и это несущественно, Труцци не то проделывал. Важны были те пустячки, которыми переплеталось все выступление Адольфи. Одна танцующая за сласть лошадь и надоевшая своим приставанием к дрессировщику— вызывает громовые раскаты цирка. Адольфи попутно с выполнением основного номера сумел ввести массу ко
мического элемента, красной нитью проходящего через все положенное для программы время. Это доходило до публики. Половина цирка следила не за фигурными, давно надоевшими, движениями лошадей, а за баловством
отдельной лошади, то пристававшей с просьбой дать сласти, то проделывавшей другие штуки.
А вальсирующая пара, несмотря на окончание номера, вызывает бурные аплодисменты. Их прогоняют с круга, они продолжают вальсировать в проходе, вплоть до конюшни.