АКТЕР-РЕЖИССЕР-ДРАМАТУРГ

Редакция открывает широкую дискуссию на эту тему и предлагает принять в ней участие всем товарищам. Точка зрения редакции бу
дет высказана по окончании дискуссии.
Современный театр еще не создан: нет еще репертуара, достаточно веского в культурном отно
шении, нет актера, в должной мере любимого публикой, нет публики, настолько коммунифицированной, чтобы единодушно принимать или отвергать тот или иной момент спектакля...
В современном театре имеется: несколько пьес, «делающих сборы», есть молодые актеры, усвоившие новую «динамику» из вторых рук, есть пу
блика... профсоюзная , «рабочая», «шпановская», «контрамарочная», и наконец, публика— «просто так»... музейная!
В этих условиях театр может надеяться только на режиссера, который заключил в себе и начало будущей драматургии, и технику нового актера, и живое отношение к современной общественности.
На практике так и выходит, что каждый театр в наши дни своей жизнью и смертью обязан своему режиссеру.
Это не значит, что современный режиссер обязан быть универсальным производителем: сам писать, сам играть и сам... аплодировать!
Работая над пьесой, режиссер многое берет на репетиции от актера (искусство не прозевать удачную импровизацию актера лаже в том случае, когда она выражается в полу-слове, в полу-восклицании!), работая над общим построением спек
такля, режиссер пользуется материалом от лите
ратора, музыканта, художника... И от публики он может получить не мало: просмотр недоработанного спектакля в присутствии самых неискушенных зрителей — всегда оставляет режиссеру богатейший материал для завершения спектакля. Присутствие на репетиции профессионального драматурга — в большинстве случаев опасная и бесполез
ная вещь! Тут начинается вражда! Как бы ни был зелен пришедший к вам драматург, — будьте уверены, что одно звание драматурга сделает его похожим на «Островского или Шекспира!».
Невозможно написать пьесу, не представляя себе хотя бы приблизительно, как она будет выглядеть в театре. Каждый драматург в своей работе исхо
дит от спектакля, который ему когда-то очень понравился и, являясь в театр с готовой пьесой,— он знает, чего хочет! Трудно ожидать, чтобы же
лание драматурга совпало с тем, что делает ре
жиссер, создавая спектакль новый, т. е. не тот, который когда-то, где-то и почему-то приглянулся драматургу.
Звание драматурга — анахронизм!
Островский и Шекспир знали свой театр и для своего театра сочиняли! Современный театр еще не существует, а потому на репетиции в качестве драматурга может появиться только выходец с того света!
Дело в том, что театр — учреждение сложное. Соединяя в себе отдельные искусства, претендуя иногда на синтез искусств, театр оказывается в
двусмысленном положении: он в целом всегда менее культурен, чем отдельные искусства, питаю
щие театр — литература, музыка, живопись, танец, поэзия...
Когда в 1913 году русские футуристы попробовали сделать свой спектакль — театр пошел на
встречу, но дальше символизма формы тогдашнего театра развернуться не смогли! Точно также и теперь: современный не футуристический театр по необходимости вырастает на формальной куль
туре, созданной футуристами 10 лет тому назад. (Кубизм и конструктивизм я рассматриваю как эволюционное, научное завершение футуризма). Пусть Мейерхольд отрицает свою связь с футу
ризмом: «Великодушный рогоносец» — ребенок от футуризма и при том самый замечательный из всех детей современного театра.
Режиссер, который 10 лет т. назад был на формальных баррикадах живописи, поэзии, му
зыки, — сегодня призван быть вождем и драматурга, и актера! Потому что революция в искусстве 1913 года теперь повторяется, идет борьба между театрами: это значит, что новое искусство из со
стояния подпольной лабораторной борьбы перешло в надпольную, театральную, массовую форму. Драматург делается из поэта пришедшего в театр!
Это не значит, что футурист Василий Каменский, пришедший в б. Александринку призван раз
решить что-либо... Каменский талантлив, он может написать плохую пьесу и ею сделать культурное дело: раскрыть невежество людей, призван
ных блюсти «устои и заветы». Каменский прав,
полагая, что дуэль «Пушкина и Дантеса» должна окончиться катастрофой акдрамских руководителей. Но еще более прав Эрдман, который пишет свой «Мандат» по указаниям Мейерхольда. Культура современного театра, зачавшись от футуризма,— не футуристична!
Наше будущее — в настоящем. Оно пришло! Мы — натуристы!
В отличие от натурализма — натуризм знает, как превратить абстрактную формулу в живой предмет и как можно самую неряшливую бытовую вещь сделать предметом чистой формы, как надо агитировать, как надо бороться против мертвой аполитичности.
Когда программа натуризма будет выполнена— режиссер, командующий современным театром, уйдет...
Останутся драматурги, в своих авторских ремарках сохраняющие «заветы» ушедшего революционера.... Останутся актеры, по традиции обу
чающие молодежь былым «находкам», приведенным в систему «школы»...
Останутся слава и деньги, их поделят между собой актеры и драматурги...
ИГОРЬ ТЕРЕНТЬЕВ.