Курилка

Очерк
Из этого котла вышла бы хорошая квартира в три комнаты с кухней. Он поглощает огромное количество галош — восемь вагонеток; они въезжают в его нутро по рельсам.
В котле галоши парятся в 130-градусной жаре и из мягких резиновых башмаков — их можно гнуть и мять как угодно — превращаются в твердые мокроступы , которые мы носим в грязь, дождь и холод.
У каждой пары котлов стоит вулканизатор. Он на вахте. Он стережет работу всех цехов завода, он заканчивает выпуск продукции, и каждый раз от него зависит судьба шестнадцати вагонеток галош.
Термометр показывает, что температура в котле дошла до 132 градусов. Еще два градуса и надо уже охлаждать котел и вы
катывать вагонетки. Красный карандаш самопишущего прибора идет от цифры 132 к 134.
Но где же вулканизатор? Куда он пропал в такое время?
Прошло три минуты. Галоша стала портиться: она будет слишком жесткой, жженой и менее гибкой, она будет легко стираться и даже ломаться. Наверняка, шестнадцать вагонеток пой
дут в брак, в третий сорт, и завод получит несколько тысяч убытку.
Где же, чорт возьми, вулканизатор?! Бегите за ним в курилку! Он там, за это можно поручиться. Уборная.
Оратор залез на самое высокое место, облокотился на перегородку и никак не может кончить свою речь. Он состоит во фракции чистых пролетариев и уже целый час отчаянно спорит с нечистыми пролетариями, деревенскими.
Уже давно разбил впух и прах теорию своего противника о дешевизне масла и мяса и дороговизне сена и мануфактуры и те
перь цифрами доказывает нечистым , что сено стоит не 18 к. кило, а только 12.
Он уже собирается покинуть трибуну и пойти к станку, как вдруг нечистые пролетарии разом насели на него с ехидными вопросами:
— А кто рояль имеет?
— Кто за триста рублей кровать купил? — Кто мотоциклет заводит?
— Кто мужика нанимал дрова колоть? — Кто в особняке живот?
Оратор тотчас же дает вразумительный ответ по всем пунктам. Особняк у него, действительно, есть, по стоит он на курьих ножках, в нем не только рояль, но и койку негде поставить. Затем он сознательно обошел вопрос о цене кровати и заявил:
— У меня казенная изба, мы пять человек на одной табуретке сидим, и мотоциклет ставить негде. А вот у него собственный каменный дом с железной крышей, и под навесом три лошади стоят да две коровы!
Собственник каменного дома не отпирался от приписанного ему кулацкого хозяйства. В курилке в моде на преувеличения отвечать преувеличениями.
— Вот смотрите на него, — говорит „кулак . — Муж, жена, теща и две собаки, и все работают! В воскресенье нарядятся, как дво
ряне, и орехи щелкают. А ты и в будни и в праздник в одном треплешься.
— Эх ты, беднячок! Ты только в Москве в рвани ходишь, — язвит оратор, — а дома у тебя одежи полон сундук. Тоже еще плачется! А лепешки из дому получаешь? Свинину деревенскую кушаешь? Маслицем домашним пользуешься? Да?.. Туда сотенку переведешь, оттуда посылочку получишь... Эх ты, половинчатая твоя душа! Лепешечник!.. Нет, ты так живи: или с плугом, или со станком!
После монолога чистый пролетарий, торжествуя и не спеша расставаться с компанией, бредет к станку.
Курилка блюдет чистоту классовой линии не хуже партийной ячейки. Круглый день здесь идут споры о деревне, о евреях и бабаях (татарах), о безработице, о заборных книжках, о жилище.
Здесь коментируются телеграммы из Локарно и Варшавы и зачитываются письма из деревни. Здесь происходят летучие произ
водственные совещания и процветает самокритика. Здесь есть фракции чистых пролетариев и нечистых, и левые почти всегда оказываются сильнее правых .
Но здесь же судят и другие разговоры — разрешаются примерно такие проблемы:
— Хватит одного огурца на две бутылки?
— Какая закуска лучше — судак или колбаса?
— Кончим работу, за маслом пойдем, — лампадку зажигать. Не обходится дело без плохих анекдотов и грязных сплетен об алиментах и насилиях.
В женской курилке рассказываются страшные истории об изменах, ревности, абортах и родах. Попутно устанавливается, кто с кем живет.
Ожесточенные споры развертываются вокруг вопроса о том, кто как одевается. Тут работницы, в особенности молодые, высказывают свои вкусы на платья, шляпки, башмаки со страстностью политиков.
Сидят на самодельных скамейках, на краях писсуаров, на грязных стульчаках и на плевательницах, вдыхают теплый табачный воздух, курят, молчат, смеются, спорят.
В курилке познаются люди, в ней рождаются дружба и неприязнь. В ней обрабатывают, воспитывают новых рабочих: это делают лидеры, работающие у котлов, каландр и станков, прирожденные ораторы, старшие авторитетные рабочие.
Но каждая лишняя минута в курилке отражается на качестве галоши. А как устоять против соблазна? Все рвутся, всех тянет в клуб-уборную. Закройщик режет кривую подошву, вальцовальщик спешит свальцевать резину не в пятнадцать минут, как нужно а в десять; в отделении смесей впопыхах кладут серу без веса на-глазок, и потом сера выступает наружу.
Всяк по-своему ходит в курилку. Одни заглядывают сюда ненадолго, другие согласны сидеть здесь целый день. Один выкурит папироску, уговорится насчет „лампадки и уходит. Другой — сидит на стульчаке час, два, потом спохватится, вспомнит норму
и побежит к станку наверстывать прокуренное время, кромсать и портить резину. Через два часа он опять устает и опять бежит на час в уборную.
Люди дезертируют от котлов и станков, они заставляют работать пресса вхолостую и растрачивать электроэнергию, они не
брежно относятся к сырью и, стараясь скорее выполнить норму, оставляют много обрезков.
Ленин справедливо называл такой темп труда рабским темпом. Люди рвутся в курилку потому, что им больше негде встре
титься и поговорить. Нет еще такого места, и меньше всего им может быть клуб в его теперешнем состоянии.
Холодным кажется блеск даже хорошо обставленного клуба в сравнении с горячими диспутами, с полной свободой и непринужденностью курилки.
Холодными и — надо прямо сказать — скучными кажутся отсюда обычные лекции и вечера, которые составляют пока главное в клубной работе.
Клуб по устаревшим, уже негодным методам своей работы не может конкурировать с курилкой, которая создана рабочими взамен пего и является не только местом приятного времяпрепровождения, но и язвой нашего производства.
Здоровое непреодолимое влечение рабочего к общественности превращается в бич нашего хозяйства. Общественность идет здесь самотеком, захватывая грязь и муть, без всякого руководства без помощи.
Почему же это до сих пор не привлекает к себе внимания наших профсоюзов?
БУЛЫЖНИК

Литкружок

В редакции журнала по пятницам с 7 часов вечера занимается рабочий ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРУЖОК. Приглашаются рабочие писатели, а талике литературный молодняк из районных литкружков.
На собраниях кружка прорабатываются произведения рабочих писателей, а также ставятся доклады и беседы Что надо знать рабочему писателю , под руководством тов. ПОПОВА-ДУБОВСКОГО.