„С каждым годом список их (особ) расширяется: к именам Пушкина, Кольцова прибавился Тютчев (ученик Ушаков), Языков (Уткин), Гейне (Светлов), Эдгар По, Шевченко (Багрицкий). Поэтам второго призыва остается на долю бесконечное разнообразие русской и мировой поэзии, едва затронутое старшими со
братьями по перу. Стыдно признаться, но это так—кроме Демьяна
Бедного у нас нет продолжателей некрасовской музы; лирики не замечают мастерства формы Фета, Жуковского“ (№ 20, стр. 69).
Перед нами болезненное разбухание лозунга учобы, чрезвычайно показательное. Жуковский, конечно, не предельный пункт. В своем гражданском негодовании напостовский критик только перевел на нем дух, и несомненно, что следующий выдох придется уже на Державине или Кантемире.
Ведь „с каждым годом список их расширяется“.
Автор статьи, торжественно изрекающий эту истину, и журнал, безмятежно ее печатающий, не замечают, что они готовят материал для литературного курьеза.
В самом деле, „методика“ учобы заключается в том, чтобы в пыли веков разыскать особу, „не затронутую старшими собратьями по перу“ (первое условие).
нравилось“ молодому автору, ищущему покровительства, чтобы оно ему импонировало (второе условие).
Никаких объективных норм не существует. Нацепив себе на голову средневековый рыцарский шлем, молодой писатель стилизует его под противогазовую маску.
Если в свое время шлем защищая лицо от ударов на рыцарских поединках, то сейчас, с точки зрения газовой войны, он превратился в бутафорию.
Точно так же и писатель берет литературный прием предка, направленный на обслуживание определенного общественного класса, и вместо современной социально-нужной литературы создает „противогазовую “ бутафорию.
ное произведение понимается как чистая форма, которая может быть перенесена в любую социальную среду. Как бы ни называли себя те люди, которые не отдают себе отчета в социальной функции литературного произведения, взятого как целое—вапповцами,
напостовцами, воронцами и пр.,—как бы ни именовались те, которые не понимают неповторимости воздействия литературного произведения в конкретной исторической обстановке, которые
не замечают исторических конфликтов в развитии литературного ремесла,— все они являются вредными, поверхностными формалистами-идеалистами. Им должна быть объявлена война не на живот, а на смерть.
братьями по перу. Стыдно признаться, но это так—кроме Демьяна
Бедного у нас нет продолжателей некрасовской музы; лирики не замечают мастерства формы Фета, Жуковского“ (№ 20, стр. 69).
Перед нами болезненное разбухание лозунга учобы, чрезвычайно показательное. Жуковский, конечно, не предельный пункт. В своем гражданском негодовании напостовский критик только перевел на нем дух, и несомненно, что следующий выдох придется уже на Державине или Кантемире.
Ведь „с каждым годом список их расширяется“.
Автор статьи, торжественно изрекающий эту истину, и журнал, безмятежно ее печатающий, не замечают, что они готовят материал для литературного курьеза.
В самом деле, „методика“ учобы заключается в том, чтобы в пыли веков разыскать особу, „не затронутую старшими собратьями по перу“ (первое условие).
Если этому условию „особа“ удовлетворяет, то нужно, чтобы она пришлась по вкусу, чтобы ее литературное наследство „по
нравилось“ молодому автору, ищущему покровительства, чтобы оно ему импонировало (второе условие).
Никаких объективных норм не существует. Нацепив себе на голову средневековый рыцарский шлем, молодой писатель стилизует его под противогазовую маску.
Если в свое время шлем защищая лицо от ударов на рыцарских поединках, то сейчас, с точки зрения газовой войны, он превратился в бутафорию.
Точно так же и писатель берет литературный прием предка, направленный на обслуживание определенного общественного класса, и вместо современной социально-нужной литературы создает „противогазовую “ бутафорию.
Во всех этих рассуждениях насчет „учобы“ и „реализма“ господствует голый формальный подход к литературе. Литератур
ное произведение понимается как чистая форма, которая может быть перенесена в любую социальную среду. Как бы ни называли себя те люди, которые не отдают себе отчета в социальной функции литературного произведения, взятого как целое—вапповцами,
напостовцами, воронцами и пр.,—как бы ни именовались те, которые не понимают неповторимости воздействия литературного произведения в конкретной исторической обстановке, которые
не замечают исторических конфликтов в развитии литературного ремесла,— все они являются вредными, поверхностными формалистами-идеалистами. Им должна быть объявлена война не на живот, а на смерть.