Здесь текст обрывается, но оценка уже сделана.
Одним словом, не история литературы получается, а история неуважения одного предка другим по нисходящей линии!
Но может быть так было до Октябрьской революции? Может быть, этот, так сказать, „хамеж“ в историческом масштабе прекра
тился, как только на арену истории выступил победивший пролетариат, класс благодарный, любезный и почтительный к услугам спецов предшествующих поколений? Может быть, и вправду, как говорит напостовский критик, наше поколение, поколение великой пролетарской революции, покрывает себя несмываемым позором,
так как „наши лирики не замечают мастерства формы Жуковского“? Может быть, нужно срочно установить наблюдение и немедленно, в порядке ударной работы, заметать это уклоняющееся мастерство и поставить его на службу партии и советской власти?
Проверим себя на Жуковском.
II.
Лозунг насчет учобы у классиков сейчас уже потерял автора. Сейчас все повально его твердят — и так называемые попутчики и напостовцы. У нас попутчики понимаются вроде как литературные спецы, которые больше успели в этой учобе, но плоды ее часто направляют во зло благодаря своему классовому положению.
Однако несомненно, что в порядке преемственности лозунг учобы от попутчиков перешел к вапповцам.
Роль спецов-техноруков у нас выполнили попутчики, а ВАПП выступил в качестве передаточной инстанции, пользующейся доверием.
Поправки, которые внесли вапповцы в теорию попутчиков „искусство как метод познания жизни“, так же несущественны или производны, как меры по охране труда, например ограждения около привод
ного ремня, связанные с установкой новой машины. „Живой человек“, реализм и учоба у классиков — таковы господствующие в на
стоящее время лозунги, передвинувшиеся справа налево по всему фронту.
Ценное признание делает Ю. Либединский:
„Я знаю целый ряд товарищей, которые сейчас изучают классиков с колоссальным вниманием. Я, например, перед „Комисса
рами“ перечел „Войну и мир“ и Тургенева. То же самое сделал и Фадеев перед „Разгромом“.
Получается нечто вроде утренней молитвы. „Без бога — ни до порога“. Наши пролетарские писатели принялись за классиков с тем большим ожесточением, чем больше они в свое время начи
тались попутчиков. „Неделя“ Либединского возникла как ответ на рассказ „При дверях“ Пильняка.
Формула здесь примерно такова:
„Пильняк показывает, как коммунисты пьянствуют с интеллигенцией в эпоху военного коммунизма. Это неправильно. Неудиви
Одним словом, не история литературы получается, а история неуважения одного предка другим по нисходящей линии!
Но может быть так было до Октябрьской революции? Может быть, этот, так сказать, „хамеж“ в историческом масштабе прекра
тился, как только на арену истории выступил победивший пролетариат, класс благодарный, любезный и почтительный к услугам спецов предшествующих поколений? Может быть, и вправду, как говорит напостовский критик, наше поколение, поколение великой пролетарской революции, покрывает себя несмываемым позором,
так как „наши лирики не замечают мастерства формы Жуковского“? Может быть, нужно срочно установить наблюдение и немедленно, в порядке ударной работы, заметать это уклоняющееся мастерство и поставить его на службу партии и советской власти?
Проверим себя на Жуковском.
II.
Лозунг насчет учобы у классиков сейчас уже потерял автора. Сейчас все повально его твердят — и так называемые попутчики и напостовцы. У нас попутчики понимаются вроде как литературные спецы, которые больше успели в этой учобе, но плоды ее часто направляют во зло благодаря своему классовому положению.
Однако несомненно, что в порядке преемственности лозунг учобы от попутчиков перешел к вапповцам.
Роль спецов-техноруков у нас выполнили попутчики, а ВАПП выступил в качестве передаточной инстанции, пользующейся доверием.
Поправки, которые внесли вапповцы в теорию попутчиков „искусство как метод познания жизни“, так же несущественны или производны, как меры по охране труда, например ограждения около привод
ного ремня, связанные с установкой новой машины. „Живой человек“, реализм и учоба у классиков — таковы господствующие в на
стоящее время лозунги, передвинувшиеся справа налево по всему фронту.
Ценное признание делает Ю. Либединский:
„Я знаю целый ряд товарищей, которые сейчас изучают классиков с колоссальным вниманием. Я, например, перед „Комисса
рами“ перечел „Войну и мир“ и Тургенева. То же самое сделал и Фадеев перед „Разгромом“.
Получается нечто вроде утренней молитвы. „Без бога — ни до порога“. Наши пролетарские писатели принялись за классиков с тем большим ожесточением, чем больше они в свое время начи
тались попутчиков. „Неделя“ Либединского возникла как ответ на рассказ „При дверях“ Пильняка.
Формула здесь примерно такова:
„Пильняк показывает, как коммунисты пьянствуют с интеллигенцией в эпоху военного коммунизма. Это неправильно. Неудиви