это, так вся комната застонала от гордого восторга. Какого-то маленького придушили сзади, и никто не замечал. „Так-то лучше! Вот те и ключи, и т. н. Потом я продолжал, как мы погнали француза. Больно было уче
никам слышать, что кто-то опоздал на Березине, и мы упустили его; Петька даже крикнул: „Я бы его расстрелял, зачем он опоздал . Потом немножко мы пожалели даже мерзлых французов. Потом, как перешли мы границу, и немцы, что против нас были, повернули за нас, кто-то вспомнил немца, стоявшего в комнате. „А, вы так-то? то на нас, а как сила не берет, так с нами?“ — и вдруг все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на улице был слышен. Когда они успокоились, я продолжал, как мы прово
дили Наполеона до Парижа, посадили настоящего короля, торжествовали, пировали, только воспоминание крымской войны испортило нам все дело. „Погоди же ты, — проговорил Петька, потрясая кулаками,— дай я выросту, я же им задам . Попался бы нам теперь Шевардинский ре
дут или Малахов курган, мы бы его отбили... „Больше не будет? — ,,Нет . И все полетели под лестницу. Кто обещал задать французу, кто укорял немца, кто повторял, как Кутузов его окорячил. „Sie haben ganz russisch erzahlt (вы совершенно порусски рассказывали), — сказал мне вечером немец, на которого ухали. — Вы бы послушали, как у нас рассказывают эту историю. Вы ничего не сказали о немецких битвах за свободу. Sie haben nichts gesgt von den deutschen Freihei kampten .
Я совершенно согласился с ним, что мой рассказ не была история, а сказка, возбуждающая народное чувство .
( Лев Толстой. Полное собрание сочинений, т. XIII, ред. Бирюкова, Яснополянская школа“ за ноябрь и декабрь месяцы).
Теперь, сделавши эти предварительные замечания, перейдем к вопросу, что вытеснил Толстой из своих материалов.
„Хамово отродье — картина русского быта — Ушакова Василия Апполоновича, так назывался рассказ о двенадцатом годе, напеча
танный в третьем томе „Сто русских литераторов . Содержание этой повести следующее. Дворовый воспитывается вместе с барчу
ком, переносит от него всякие издевательства, но не ссорится с ним, потом становится лакеем его, поворовывает у барина. Становится чиновником, богатеет. Дает взаймы барину деньги. В результате покупает барское имение, оставляя своего друга барина по
жизненным управляющим без отчета. После этого он держит в своем имении свою бывшую барыню, но крестьяне бунтуют против поме
щика из своей среды, и подъячий вынужден просить ее уехать из своего имения. Дворянка уезжает, увозя с собой икону божьей ма
тери и проклинает Вязьмина. В исполнение этого самого проклятья сын Вязьмина при вступлении Наполеона в Россию переходит на сторону наполеоновских войск и гибнет при отступлении.
Слово „хам , „хамское , „хамово —чрезвычайно пестрит в этом отрывке. Любопытно отметить, что среди действующих лиц уша
ковского рассказа есть Шельме, тот самый Обер-Шельме—торго
вец модными товарами, который попал к Толстому в „Войну и мир ; правда, вероятно, не из этого источника, а из Жихарева. Из рас
сказа, может быть, Толстому неизвестного, мы видим возможность такого представления русского разночинца — он во время двенад
цатого года переходит на сторону Наполеона — и вообще видим, что классовый вопрос и вопрос о новых соперниках дворянства и двенадцатом году в России чрезвычайно обострился.
никам слышать, что кто-то опоздал на Березине, и мы упустили его; Петька даже крикнул: „Я бы его расстрелял, зачем он опоздал . Потом немножко мы пожалели даже мерзлых французов. Потом, как перешли мы границу, и немцы, что против нас были, повернули за нас, кто-то вспомнил немца, стоявшего в комнате. „А, вы так-то? то на нас, а как сила не берет, так с нами?“ — и вдруг все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на улице был слышен. Когда они успокоились, я продолжал, как мы прово
дили Наполеона до Парижа, посадили настоящего короля, торжествовали, пировали, только воспоминание крымской войны испортило нам все дело. „Погоди же ты, — проговорил Петька, потрясая кулаками,— дай я выросту, я же им задам . Попался бы нам теперь Шевардинский ре
дут или Малахов курган, мы бы его отбили... „Больше не будет? — ,,Нет . И все полетели под лестницу. Кто обещал задать французу, кто укорял немца, кто повторял, как Кутузов его окорячил. „Sie haben ganz russisch erzahlt (вы совершенно порусски рассказывали), — сказал мне вечером немец, на которого ухали. — Вы бы послушали, как у нас рассказывают эту историю. Вы ничего не сказали о немецких битвах за свободу. Sie haben nichts gesgt von den deutschen Freihei kampten .
Я совершенно согласился с ним, что мой рассказ не была история, а сказка, возбуждающая народное чувство .
( Лев Толстой. Полное собрание сочинений, т. XIII, ред. Бирюкова, Яснополянская школа“ за ноябрь и декабрь месяцы).
Теперь, сделавши эти предварительные замечания, перейдем к вопросу, что вытеснил Толстой из своих материалов.
„Хамово отродье — картина русского быта — Ушакова Василия Апполоновича, так назывался рассказ о двенадцатом годе, напеча
танный в третьем томе „Сто русских литераторов . Содержание этой повести следующее. Дворовый воспитывается вместе с барчу
ком, переносит от него всякие издевательства, но не ссорится с ним, потом становится лакеем его, поворовывает у барина. Становится чиновником, богатеет. Дает взаймы барину деньги. В результате покупает барское имение, оставляя своего друга барина по
жизненным управляющим без отчета. После этого он держит в своем имении свою бывшую барыню, но крестьяне бунтуют против поме
щика из своей среды, и подъячий вынужден просить ее уехать из своего имения. Дворянка уезжает, увозя с собой икону божьей ма
тери и проклинает Вязьмина. В исполнение этого самого проклятья сын Вязьмина при вступлении Наполеона в Россию переходит на сторону наполеоновских войск и гибнет при отступлении.
Слово „хам , „хамское , „хамово —чрезвычайно пестрит в этом отрывке. Любопытно отметить, что среди действующих лиц уша
ковского рассказа есть Шельме, тот самый Обер-Шельме—торго
вец модными товарами, который попал к Толстому в „Войну и мир ; правда, вероятно, не из этого источника, а из Жихарева. Из рас
сказа, может быть, Толстому неизвестного, мы видим возможность такого представления русского разночинца — он во время двенад
цатого года переходит на сторону Наполеона — и вообще видим, что классовый вопрос и вопрос о новых соперниках дворянства и двенадцатом году в России чрезвычайно обострился.