Неверно и представление, которое дает Лев Николаевич о народной войне. Прежде всего, как мы видим у Давыдова, нельзя сказать, чтобы ненависть к Наполеону среди крестьян была все
общая. Были даже попытки устроить восстание против помещиков. Приведу показания Дениса Давыдова.
„...К славе нашего народа, во всей той стране известными и истинными изменниками были одни дворовые люди отставного майора Семена Вишнева и несколько крестьян. Первые, соединясь с французскими мародерами, убили своего помещика. Ефим Никифоров убил с ними отставного поручика Данилу Иванова, а Сергей Мартынов, указывая неприятелю на известных ему богатых поселян, убил управителя села Городища, разграбил церковь, вырыл из гробов прах помещицы этого села и стрелял по казакам. При
появлении моей партии в этой стороне, все первые разбежались и скрылись, но последнего мы захватили 14-го числа. Эта добыча была для меня важнее двухсот французов; я немедленно рапортовал о том начальнику ополчения и решил его примерно наказать.
21-го я получил повеление расстрелять преступника; тотчас было мною разослано по всем соседним деревням объявление, чтобы крестьяне собирались в Городище. Четыре священника ближних сел были туда же при
глашены; 22-го поутру преступника исповедали, надели на него белую рубашку и привели под караулом к самой той церкви, которую он грабил с врагами отечества. Священники стояли перед нею лицом в поле, на одной черте с ними взвод пехоты. Преступник был поставлен на колени, лицом к священникам, за ним народ, а за народом вся партия, полукружием. Его заживо отпели. Надеялся ли он на прощение? Укоренилось ли в нем безбожие до высшей степени, или им овладело отчаяние, но во все время он ни разу не перекрестился. Когда служба кончилась, я велел ему покло
ниться на четыре стороны, а отряду расступиться, он же продолжал глядеть на меня глазами неведения; наконец я приказал отвести его далее и завя
зать глаза: приэтом он затрепетал; взвод подвинулся и выстрелил разом. Тогда моя партия окружила зрителей, в числе коих хотя и не было ни одного изменника и грабителя, но были, однако, ослушники начальства. Имея список виновных, я стал выкликать их поодиночке и наказывать нагайками.
(Денис Давыдов, Дневник партизанских действий, 1812 г„ стр. 59—61.)
Итак, вы видите, что за помощь французам крестьяне растреливались. Что же делал Давыдов за то же самое с помещиками?
„...На рассвете избу мою окружили просители; более двухсот окрестных крестьян пали к ногам моим с жалобой на Масленникова, говоря: „Ты увидишь, кормилец, его село. Ни один хранц (т. е. франц или француз) до него не дотронулся, потому что он с хранцами же грабил нас и посылал все в Вязьму — всех разорил, ни синь пороху не оставил .
Я велел Масленникову оправдываться, но он не мог ничего другого представить, как то, ч го крестьяне эти — изменники, бунтовщики, разбой
ники, мошенники и пр.; все эти прозвища не были им л заслужены и не могли оправдать его самого. Я, возвыся голос, сказал: „Глас божий — глас народа! Приэтом разругав его в выражениях весьма сильных, я избавил его от заслуженного им телесного наказания. Совесть меня упрекала в том, что я не наказал старого Масленникова, но признаюсь, не имея верных документов, я не смел в одно и то же время брать на себя роль и судьи и палача, хотя руки у меня сильно чесались .
(Денис Давыдов, Дневник партиз. действий, стр. 92—93.)
Убийство русских партизан русскими же было явление самое обыкновенное; причем Давыдов объясняет это тем, что крестьяне путали формы. Объяснение это не вполне удовлетворительно:
общая. Были даже попытки устроить восстание против помещиков. Приведу показания Дениса Давыдова.
„...К славе нашего народа, во всей той стране известными и истинными изменниками были одни дворовые люди отставного майора Семена Вишнева и несколько крестьян. Первые, соединясь с французскими мародерами, убили своего помещика. Ефим Никифоров убил с ними отставного поручика Данилу Иванова, а Сергей Мартынов, указывая неприятелю на известных ему богатых поселян, убил управителя села Городища, разграбил церковь, вырыл из гробов прах помещицы этого села и стрелял по казакам. При
появлении моей партии в этой стороне, все первые разбежались и скрылись, но последнего мы захватили 14-го числа. Эта добыча была для меня важнее двухсот французов; я немедленно рапортовал о том начальнику ополчения и решил его примерно наказать.
21-го я получил повеление расстрелять преступника; тотчас было мною разослано по всем соседним деревням объявление, чтобы крестьяне собирались в Городище. Четыре священника ближних сел были туда же при
глашены; 22-го поутру преступника исповедали, надели на него белую рубашку и привели под караулом к самой той церкви, которую он грабил с врагами отечества. Священники стояли перед нею лицом в поле, на одной черте с ними взвод пехоты. Преступник был поставлен на колени, лицом к священникам, за ним народ, а за народом вся партия, полукружием. Его заживо отпели. Надеялся ли он на прощение? Укоренилось ли в нем безбожие до высшей степени, или им овладело отчаяние, но во все время он ни разу не перекрестился. Когда служба кончилась, я велел ему покло
ниться на четыре стороны, а отряду расступиться, он же продолжал глядеть на меня глазами неведения; наконец я приказал отвести его далее и завя
зать глаза: приэтом он затрепетал; взвод подвинулся и выстрелил разом. Тогда моя партия окружила зрителей, в числе коих хотя и не было ни одного изменника и грабителя, но были, однако, ослушники начальства. Имея список виновных, я стал выкликать их поодиночке и наказывать нагайками.
(Денис Давыдов, Дневник партизанских действий, 1812 г„ стр. 59—61.)
Итак, вы видите, что за помощь французам крестьяне растреливались. Что же делал Давыдов за то же самое с помещиками?
„...На рассвете избу мою окружили просители; более двухсот окрестных крестьян пали к ногам моим с жалобой на Масленникова, говоря: „Ты увидишь, кормилец, его село. Ни один хранц (т. е. франц или француз) до него не дотронулся, потому что он с хранцами же грабил нас и посылал все в Вязьму — всех разорил, ни синь пороху не оставил .
Я велел Масленникову оправдываться, но он не мог ничего другого представить, как то, ч го крестьяне эти — изменники, бунтовщики, разбой
ники, мошенники и пр.; все эти прозвища не были им л заслужены и не могли оправдать его самого. Я, возвыся голос, сказал: „Глас божий — глас народа! Приэтом разругав его в выражениях весьма сильных, я избавил его от заслуженного им телесного наказания. Совесть меня упрекала в том, что я не наказал старого Масленникова, но признаюсь, не имея верных документов, я не смел в одно и то же время брать на себя роль и судьи и палача, хотя руки у меня сильно чесались .
(Денис Давыдов, Дневник партиз. действий, стр. 92—93.)
Убийство русских партизан русскими же было явление самое обыкновенное; причем Давыдов объясняет это тем, что крестьяне путали формы. Объяснение это не вполне удовлетворительно: