Рис. И. МАЛЮТИНА
☛
У
частковый врач Платон Алексеевич четырнадцать лет не был в Москве.
Еще во время германской войны мечтал он:
— Вот возьму отпуск, смотаюсь в Москву и обязательно побываю в Художественном театре. Но не пришлось.
За всю свою жизнь Платон Алексеевич был один раз в Художественном — в 1913-ом он смотрел «Вишневый сад». С тех пор Платон Алексеевич ни разу не был ни в театре, ни в цирке, ни в кино. Как-то не вышло. И вот этой зимой он твердо решил — возьму отпуск, съезжу в Москву и обязательно побываю в Художественном.
Ему очень хотелось посмотреть еще раз «Вишневый сад». На поездку Платон Алексеевич ассигновал сто рублей.
Кстати он думал купить себе сапоги, костюм и кое-какие медицинские книги.
Поездка в Москву его волновала. Платону Алексеевичу казалось, что после Москвы он начнет какую-то особенную, новую, интересную жизнь.
— А то живешь, чорт ее знает как! — говорил сам себе Платон Алексеевич. — Живешь, как в каменном мешке. Ничего не видишь, ничего не слышишь!
И в самом деле жизнь Платона Алексеевича была очень однообразна. Жил он в большом каменном доме бывшего помещика Глищевского. Внизу в биллиардной помещалась
больница на 20 коек. Наверху жил он с матерью и братом — глухонемым идиотом. Зимой они жили в одной комнате, изза экономии дров. Летом — в разных комнатах.
Просыпался Платон Алексеевич в семь часов утра. Наскоро умывался, наскоро пил чай и спешил в больницу
В обход. Из больницы на прием, а затем выезды к тяжело больным.
Зимою — тиф. Весною — грипп. Летом — дизентерия. А осенью — все вместе.
В 8 часов вечера Платон Алексеевич ложился спать. Перед сном он обыкновенно читал газету или какую-нибудь книгу, но не успевал прочесть и нескольких строк, как уже крепко спал.
На станцию Платона Алексеевича отвез Игнат. Было розовое зимнее утро. Игнат закурил, нахлобучил на уши заячью шапку, стеганул коня, обозвав его нехорошим словом, и сани побежали по белой, легкой дороге. Когда проехали мельницу, Игнат, оборачиваясь к Платону Алексеевичу, почему-то сказал:
— Значит, в Москву? Там хорошо. Там тебя и жареный петух не клюнет, а вот у нас тут хулиганьев до чорта развелось.
Платон Алексеевич ему ничего не отвечал. Платон Алексеевич думал о Москве. Он думал о том, что прежде всего пойдет в парикмахерскую и в баню. А то уж сколько лет не мылся в хорошей бане. На следующий день пойдет поку
пать костюмы и вечером в театр. Затем он походит по мага
зинам, по букинистам. Да, не надо забыть матери купить мягкие туфли с меховой опушкой и фельдшеру — трубку.
Платон Алексеевич проснулся рано.
— Где мы сейчас? — спросил он у пассажиров. — Можайск проехали. Скоро Москва.
Платон Алексеевич умылся, позавтракал. Пассажиров было мало. В соседнем купе какой-то молодой человек и девушка разговаривали о литературе. Платон Алексеевич вмешался в разговор. Ему очень хотелось поговорить о литературе.
— А что это про Леонида Андреева давно ничего не слыхать? — спросил он.
— Да такого писателя и нет, — сказал молодой человек,— Леонид Леонов, может быть?
— Как нет, что вы! Ведь я только недавно читал его рассказ в последнем сборнике «Знание». Плохо знаете современную литературу! — заметил Платон Алексеевич.
— Выспались! Здрасте! Леонид Андреев уж лет десять, как умер! — сказал кто-то, зевая, с верхней полки. — И сборника теперь такого давно нет. Что вы, с неба свалились?
Платон Алексеевич смутился. Недоумевая, пожал плечами и пошел к себе.
Он перевязал ремнями корзину. Пощупал зашитые в жилетном кармане деньги. Надел пальто и черную мягкую шляпу. И больше до самой Москвы ни с кем не разговаривал.
Выбритый, причесанный, в новом костюме, он торжественно занял 23-е место в 14 ряду Художественного театра. Шла пьеса «Вишневый сад». И вот, когда потух свет, раз
двинулся занавес и на сцене заговорили актеры, Платон Алексеевич почувствовал, что глаза его слипаются и он засыпает. Он щипал себя, кусал губы, ругал себя дураком, скотиной. — Ничего не помогало.
Глаза слипались, и усталая голова склонялась книзу тяжелой гирей. И снилось ему лето, трава, коровы идут с ноля. Он просыпался, встряхивался испуганно, протирал глаза. А через секунду опять видел коров, дорогу, небо голубое, больных, термометр...
Во время антракта он выпил бутылку клюквенного кваса, намочил виски водой и всячески себя подбадривал.
Но, как только потух свет и раздвинулся занавес, он опять заснул...
Хмурый и недовольный собой, Платон Алексеевич пришел к себе в пустой номер. И раздеваясь, чтоб лечь спать, спрашивал самого себя:
— Что это такое? Что это такое с тобой делается? И сам себе ласково отвечал:
— Это старость, Платоша... Это старость, мой друг!.. Ведь уже пятый десяток... Ай, ай, как быстро жизнь прошла! — сказал он печально и громко.
И эта была первая ночь за 14 лет, когда Платон Алексеевич долго ворочался и не мог сразу заснуть.
Б. Левин
☛
У
частковый врач Платон Алексеевич четырнадцать лет не был в Москве.
Еще во время германской войны мечтал он:
— Вот возьму отпуск, смотаюсь в Москву и обязательно побываю в Художественном театре. Но не пришлось.
За всю свою жизнь Платон Алексеевич был один раз в Художественном — в 1913-ом он смотрел «Вишневый сад». С тех пор Платон Алексеевич ни разу не был ни в театре, ни в цирке, ни в кино. Как-то не вышло. И вот этой зимой он твердо решил — возьму отпуск, съезжу в Москву и обязательно побываю в Художественном.
Ему очень хотелось посмотреть еще раз «Вишневый сад». На поездку Платон Алексеевич ассигновал сто рублей.
Кстати он думал купить себе сапоги, костюм и кое-какие медицинские книги.
Поездка в Москву его волновала. Платону Алексеевичу казалось, что после Москвы он начнет какую-то особенную, новую, интересную жизнь.
— А то живешь, чорт ее знает как! — говорил сам себе Платон Алексеевич. — Живешь, как в каменном мешке. Ничего не видишь, ничего не слышишь!
И в самом деле жизнь Платона Алексеевича была очень однообразна. Жил он в большом каменном доме бывшего помещика Глищевского. Внизу в биллиардной помещалась
больница на 20 коек. Наверху жил он с матерью и братом — глухонемым идиотом. Зимой они жили в одной комнате, изза экономии дров. Летом — в разных комнатах.
Просыпался Платон Алексеевич в семь часов утра. Наскоро умывался, наскоро пил чай и спешил в больницу
В обход. Из больницы на прием, а затем выезды к тяжело больным.
Зимою — тиф. Весною — грипп. Летом — дизентерия. А осенью — все вместе.
В 8 часов вечера Платон Алексеевич ложился спать. Перед сном он обыкновенно читал газету или какую-нибудь книгу, но не успевал прочесть и нескольких строк, как уже крепко спал.
На станцию Платона Алексеевича отвез Игнат. Было розовое зимнее утро. Игнат закурил, нахлобучил на уши заячью шапку, стеганул коня, обозвав его нехорошим словом, и сани побежали по белой, легкой дороге. Когда проехали мельницу, Игнат, оборачиваясь к Платону Алексеевичу, почему-то сказал:
— Значит, в Москву? Там хорошо. Там тебя и жареный петух не клюнет, а вот у нас тут хулиганьев до чорта развелось.
Платон Алексеевич ему ничего не отвечал. Платон Алексеевич думал о Москве. Он думал о том, что прежде всего пойдет в парикмахерскую и в баню. А то уж сколько лет не мылся в хорошей бане. На следующий день пойдет поку
пать костюмы и вечером в театр. Затем он походит по мага
зинам, по букинистам. Да, не надо забыть матери купить мягкие туфли с меховой опушкой и фельдшеру — трубку.
Платон Алексеевич проснулся рано.
— Где мы сейчас? — спросил он у пассажиров. — Можайск проехали. Скоро Москва.
Платон Алексеевич умылся, позавтракал. Пассажиров было мало. В соседнем купе какой-то молодой человек и девушка разговаривали о литературе. Платон Алексеевич вмешался в разговор. Ему очень хотелось поговорить о литературе.
— А что это про Леонида Андреева давно ничего не слыхать? — спросил он.
— Да такого писателя и нет, — сказал молодой человек,— Леонид Леонов, может быть?
— Как нет, что вы! Ведь я только недавно читал его рассказ в последнем сборнике «Знание». Плохо знаете современную литературу! — заметил Платон Алексеевич.
— Выспались! Здрасте! Леонид Андреев уж лет десять, как умер! — сказал кто-то, зевая, с верхней полки. — И сборника теперь такого давно нет. Что вы, с неба свалились?
Платон Алексеевич смутился. Недоумевая, пожал плечами и пошел к себе.
Он перевязал ремнями корзину. Пощупал зашитые в жилетном кармане деньги. Надел пальто и черную мягкую шляпу. И больше до самой Москвы ни с кем не разговаривал.
Выбритый, причесанный, в новом костюме, он торжественно занял 23-е место в 14 ряду Художественного театра. Шла пьеса «Вишневый сад». И вот, когда потух свет, раз
двинулся занавес и на сцене заговорили актеры, Платон Алексеевич почувствовал, что глаза его слипаются и он засыпает. Он щипал себя, кусал губы, ругал себя дураком, скотиной. — Ничего не помогало.
Глаза слипались, и усталая голова склонялась книзу тяжелой гирей. И снилось ему лето, трава, коровы идут с ноля. Он просыпался, встряхивался испуганно, протирал глаза. А через секунду опять видел коров, дорогу, небо голубое, больных, термометр...
Во время антракта он выпил бутылку клюквенного кваса, намочил виски водой и всячески себя подбадривал.
Но, как только потух свет и раздвинулся занавес, он опять заснул...
Хмурый и недовольный собой, Платон Алексеевич пришел к себе в пустой номер. И раздеваясь, чтоб лечь спать, спрашивал самого себя:
— Что это такое? Что это такое с тобой делается? И сам себе ласково отвечал:
— Это старость, Платоша... Это старость, мой друг!.. Ведь уже пятый десяток... Ай, ай, как быстро жизнь прошла! — сказал он печально и громко.
И эта была первая ночь за 14 лет, когда Платон Алексеевич долго ворочался и не мог сразу заснуть.
Б. Левин