ВЪ БИБЛІОТЕКѢ.
РАЗСѢЯННОСТЬ.
— Позвольте мнѣ «Нана» Золи.
— Развѣ родители позволяютъ вамъ, барышня, читать такія книги?
— Но я читаю не для себя, только для больной мамаши.
Наше время-время знапья ;
Умъ въ почетѣ, мысль въ ходу, Въ уваженьи дарованья,
Жизнь съ наукою въ ладу.
Всюду блещетъ свѣтъ ученья, Позабытъ рутины вздоръ, О развитьи попеченье
И мыслителямъ просторъ. И Минерва пиръ горою
Задастъ, покинувъ глушь,
Все прекрасно, лишь порою
Тамъ иль здѣсь пролѣзетъ чушь... И явя свою невзгоду,
Какъ въ насмѣшку нашимъ днямъ, Ложку дегтю въ бочку меду
И подпуститъ злобно намъ...
Что дѣлать-то, всегда и всюду встрѣчается оборотная сторона медали, а эта-то оборотная сторона подчасъ куда какъ не вкусна бываетъ, и напоминаетъ собою ощущеніе, испытываемое боками, при переѣздѣ на мо
сковскую мостовую съ асфальта. Такъ вотъ теперь. Говорили, говорили мы оразпыхъ изобрѣтеніяхъ, открытіяхъ и находкахъ, да вдругъ, нежданно, негаданно, о по
терѣ заговорили, да еще о какой потерѣ-то—въ 300 тысячь! Потеря въ самомъ дѣлѣ того-съ... Одинъ моД пріятель, услыхавъ объ этой потерѣ, дивился, дивился и наконецъ въ пылу экстаза воскликнулъ: 300,000, экая махина какая! ни за что-бы не потерялъ такія деньги, укралъ-бы лучше, а ужъ потерять не потерялъ
бы! Чудакъ право, какъ будто для Воспитательнаго дома не все равно, какъ будто для него не одинъ вкусъ,
потеряны или украдены деньги. НІтука-то вся въ томъ, что триста тысячь были получены, а теперь... не говори съ тоской ихъ нѣтъ, но съ благодарностію: были! Мнѣ пуще всего сакъ-вояжъ жалко—о такихъ день
гахъ, какъ 300 тысячь, я и думать-то не умѣю— большой, надо полагать, сакъ вояжъ, если такую охапку Денегъ вмѣщалъ, и пропалъ, жалко! Но и не умѣя
думать о такой крупной цифрѣ, о самой потерѣ я все таки скажу, что потеря эта свой вкусъ имѣетъ, потеря смачная...