сам общественным, одним словом, до такой степени неспособных выполнять свое великое назначение, как те, какими оказывается большая часть деревенских муниципалитетов».
Этот адрес, насквозь проникнутый буржуазной тревогой, весьма интересен. Во-первых, он свидетельствует об интенсивности крестьянского движения, направленного против продолжавшего существовать феодального режима. Дело не в том, чтобы в самом деле совершались насилия. Несмотря на виселицы и листки, из которых историк школы Тэна может извлечь ужасающие картины, в этом возмущении нет ничего такого, что походило бы на убийственную жакерию; насилию не подвергся ни один дворянин, и чтобы растрогать нас, пришлось рассказывать о том, что один восьмидесятилетний дворянин умер от волнения.
Фактически, крестьяне действовали, главным образом, силою инерции, соглашением отказываться от уплаты феодальных рент.
Но всего замечательнее содействие, оказываемое им муниципалитетами. С каким презрением и с каким негодованием буржуазные члены департаментской Директории, из которых некоторые владели документами, дававшими право на взимание феодальных рент, говорят об этих крестьянских муниципалитетах, придававших реальный смысл призрачным декретам от 4 августа.
Крестьяне сопротивлялись и в парижском районе. 8 сентября 1790 года Директория департамента Сены и Марны пишет Национальному Собранию:
«Директория Сены и Марны спешит уведомить вас о прекращении беспорядков, вызванных в Нэмурском округе отказом вносить десятины и полевые оброки; она охотно выражает пред вами заслуженную признательность Нэмурской Дирек
тории, г-ну де-Шато-Тьери, начальнику парижской гвардии, г.г. де-Монтальбану Дюфренуа, Деларошу и де-Сертаману, офицерам линейных войск. Их деятель
ность, благоразумие и искусство выше наших похвал, и, несмотря на сперва оказанное им упорное сопротивление, им удалось заставить крестьян вносить полевые оброки в большей части заблуждавшихся приходов».
Но сопротивление крестьян возобновлялось и все усиливалось из года в год, в особенности всякий раз, когда приближался срок сбора податей, а именно феодальных поборов.
Учредительное Собрание, нетерпеливо переносившее агитацию летом и осенью 1790 года, хорошо поняло, что летом 1791 года предстояло возобновле
ние борьбы, и в июне месяце, а именно 15-го, как раз через день после того, как оно вотировало закон, предложенный Шапелье, оно одобрило нижеследующую инструкцию, при последовательном применении которой сохранился бы феодализм: «Инструкция Национального Собрания относительно полевых оброков, чинша, пошлин с продажи земельных участков, ленных податей и иных прежних сеньериальных поборов, признанных подлежащими выкупу декретом от 15 марта 1790 года, утвержденным королем 28 числа того же месяца».
Прежде всего члены Учредительного Собрания заявляют крестьянам, что, уничтожая феодальный режим, они желали охранять индивидуальную свободу, но никоим образом, ни прямо, ни косвенно, не посягнули на собственность. «Уничтожением феодального режима, провозглашенным на заседании 4 августа 1789 года, Национальное Собрание выполнило одну из важнейших задач, возло
женных на него верховною волей французской нации; но ни француз
ская нация, ни ее представители не имели в виду нарушить этим священные и неприкосновенные права собственности.
«Итак, признав решительнейшим образом, что ни один человек никогда не мог стать собственником