поземельная рента, выплачиваемая ежегодно), к случайным повинностям, которые должны выплачиваться при переходе земельного участка из одних рук в другие, и к случайным повинностям, которые должны выплачиваться как при переходе земельного участка из одних рук в другие, так и при переходе его от одного сеньера к другому. (Такова была в действительности совокупность поборов,
тяготевших на крестьянах.) Общею чертою этих троякого рода поборов является то, что они никогда не носят личного характера, но вытекают исключительно из обладания обложенными ими земельными участками. Этот параграф устанавливает относительно вышеупомянутых прав два общих предписания.
«Во-первых: в руках владельца (владение которого носит все признаки, указываемые в старых законах, обычном праве, статутах или правилах и удовлетворяет всем условиям, требуемым ими относительно этого) эти права считаются представляющими собой вознаграждение за первоначальное пожалование им земельного участка.
«Во-вторых, это предположение может быть устранено доказательством противного; но представить это доказательство противного должно лицо, обязанное платить поборы, если же оно не может сделать это, то легальная презумпция восстановляется в полной силе и обязывает его продолжать производить платежи...»
Это означало осуждение крестьян на вечные времена. Ибо каким образом они могли бы представить доказательство противного? Отрицательное доказательство всегда трудно представить. Сеньер же был освобожден от обязанности представить положительное доказательство. Он освобождался от пред’явления перво
начального документа, в силу которого его предки пожаловали земельный участок за вечный и феодальный оброк.
Для сеньера владение было равносильно документу. Каким образом мог бы крестьянин его опровергнуть? Каким образом мог бы он установить, что перво
начально, в темной и глубокой дали веков, его бедные предки не получили этих земельных участков от сеньера, но были вынуждены нести феодальные повинно
сти или потому, что сеньер одолжил им денег и, злоупотребив своим положением в качестве заимодавца, связал их цепью неопределенной вассальной зависимости, или просто потому, что сеньер подверг их насилию и угрожал им, или, наконец, потому, что они были рабами и крепостными, и феодальная повинность представляет собою выкуп за их свободу?
Требовать от крестьян, чтобы они таким образом рассказали с начала мрачный ход истории, значит требовать от булыжников, медленно размываемых водами, чтобы они указали неведомый источник ручья.
Еще и теперь между учеными, напр., Фюстель-де-Куланжем и Вайцем, существует разногласие относительно самого возникновения феодальной системы. Представляет ли она собой некоторого рода обеспечение военных иерархий зе
мельными участками, является ли она преобразованием большого галло-римского поместья? История не решается дать ответ; каким же образом могли бы ориен
тироваться крестьяне? Каким образом они могли бы доказать, что их предки были вполне крепостными, и что они согласились на вечные времена платить поземельные оброки исключительно для того, чтобы освободиться от этой крепостной зависимости?
Тем не менее, от крестьянина требовали именно этого доказательства, чтобы освободить его от тяготевшего на нем векового бремени.
«Когда, в результате доказательства, пред’явленного лицом, обязанным платить поборы, обнаружится, что поборы не представляют собою ни вознаграждения за пожалование земельного участка, ни возмещения давно полученной денежной суммы, но являются лишь результатом насилия или