Но один внешний пафос никогда не убедителен, если в основе его не лежит действительно патетическая а, тем самым, в известном смысле, трагическая личность.
лона Бельведерского, не была только внешне театральной. Личность его чрезвычайно сложна и в этой своей сложности имела много родственного с психикой нового эллина, воплощенной в Апоксиомене.
Со стороны отца он унаследовал ясный, государственный ум, необычайный организационный талант, но от матери он получил наследство противоположного ха
рактера. Олимпиада происходила из рода эпирских царей и не была чужда мистическим культам. Страстность ее натуры „дионисовское“ начало перешло также к
ее сыну, и во всех конфликтах с Филиппом Александр находился на стороне матери. Нередко мы встречаемся в дальнейшей жизни Александра с проявлениями дикой,
подчас, страстности, которая приводила его то к чрезмерному возвеличению самого себя, то, к не менее чрезмерному, страшному самобичеванию. Приэтом Александр впитал в себя всю культуру современного эллинства, которую он воспринимал из рук такого выдающегося его представителя, как Аристотель.
На такую личность были обращены взоры всего человечества, изображение ее было новой задачей для искусства. Многогранность этой личности давала бес
конечное количество возможностей, богатство ее позволяло каждому взять то, что ему казалось наиболее родственным и соответствующим его идеалам. Вот почему эта личность никогда и нигде не теряла своей действенной силы, превращаясь даже в героя фантастических сказок, или облекаясь в латы средневекового рыцаря.
При таких условиях в изображениях Александра иконографическая точность должна была отступить на задний план. Являясь „идеалом“ в разных аспектах, его портрет должен был получить значение типа. Мастер Аполлона Бельведер
ского, может быть, афинянин Леохар, изобразил его в виде героя, „нового Ахиллеса“, почти совершенно отказываясь от передачи индивидуальных черт. Александр, как воскреситель славного прошлого, как носитель победы эллинского
Зевс.
Рим, Ватикан.
Zeus.
Rome, Vatican.
Поза Александра, которая могла являться объектом изучения для художника Апол
лона Бельведерского, не была только внешне театральной. Личность его чрезвычайно сложна и в этой своей сложности имела много родственного с психикой нового эллина, воплощенной в Апоксиомене.
Со стороны отца он унаследовал ясный, государственный ум, необычайный организационный талант, но от матери он получил наследство противоположного ха
рактера. Олимпиада происходила из рода эпирских царей и не была чужда мистическим культам. Страстность ее натуры „дионисовское“ начало перешло также к
ее сыну, и во всех конфликтах с Филиппом Александр находился на стороне матери. Нередко мы встречаемся в дальнейшей жизни Александра с проявлениями дикой,
подчас, страстности, которая приводила его то к чрезмерному возвеличению самого себя, то, к не менее чрезмерному, страшному самобичеванию. Приэтом Александр впитал в себя всю культуру современного эллинства, которую он воспринимал из рук такого выдающегося его представителя, как Аристотель.
На такую личность были обращены взоры всего человечества, изображение ее было новой задачей для искусства. Многогранность этой личности давала бес
конечное количество возможностей, богатство ее позволяло каждому взять то, что ему казалось наиболее родственным и соответствующим его идеалам. Вот почему эта личность никогда и нигде не теряла своей действенной силы, превращаясь даже в героя фантастических сказок, или облекаясь в латы средневекового рыцаря.
При таких условиях в изображениях Александра иконографическая точность должна была отступить на задний план. Являясь „идеалом“ в разных аспектах, его портрет должен был получить значение типа. Мастер Аполлона Бельведер
ского, может быть, афинянин Леохар, изобразил его в виде героя, „нового Ахиллеса“, почти совершенно отказываясь от передачи индивидуальных черт. Александр, как воскреситель славного прошлого, как носитель победы эллинского
Зевс.
Рим, Ватикан.
Zeus.
Rome, Vatican.