ное впечатлѣніе и напомпнаютЪ о томЪ, что Грёзѣ былЪ не толЬко моднымЪ кондитеромЪ, но, когда хотѣлЪ и успѢвалЪ, и прекраснымъ мастеромЪ.
Три достовѣрныхЪ и первоклассныхъ Клода Лоррэна, по моему,—самое цѣнное, самое изумнтелЬное, что естЬ вЪ галлереЪ. ОченЬ хорошЪ „Закатѣ солнца“, но такпхЪ св’ѢжихЪ, утреннихЪ КлодовЪ, какЪ два другіе—нѣтЪ, пожалуй, нигдѣ вЪ мірѣ, даже вЪ Луврѣ, Лондонѣ и Эрмитажѣ. Глядя на эти картины, чувствуешѣ сплѣнып, рѣзкій, морской воздухѣ, здоровый, соленый запахѣ воды. ВЪ нпхѣ естѣ что-то юное, неувядаемое, чисто эллинское. На одной изѣ нихЪ „стаф
фажѣ“ изображаетъ похищеніе Европы, на другой—какую-то яростную битву на мосту, но ни тѣ, ни другія фигуры не играютЪ вѣ нихЪ роли. Все „содер
жаніе“ обѢихЪ картинѣ заключается вЪ темно-бирюзовомЪ тонѣ плескающихся заливовЪ, вЪ темно-зеленыхЪ круглыхЪ купахЪ деревѣевЪ, вЪ чистомЪ, свѣтломЪ и далекомЪ горизонтѣ. Природа Клода слишкомЪ торжественно-прекрасна, слиш
И Ланкрé (1690—1743).
Сцена въ паркѣ (галл. кн. Юсуповыхъ въ СПб.).