НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧЪ ГЕ Всеволодъ Дмитріевъ
1


НѢСКОЛЬКО столѣтій художественной жизни непремѣнно должны были выявить, хотя бы въ намекѣ, своеобразность русскаго искусства, — ту черту, что выдѣляла бы его изъ ряда искусствъ другихъ народовъ и, тѣмъ самымъ, дѣлала живымъ и нужнымъ. Трудно думать, что до сихъ поръ наше художество прозябало въ столь зачаточномъ состояніи, что не въ силахъ было даже намекнуть на такую черту... Но, къ сожалѣнію, приходится удо




влетвориться мечтой о лучшемъ будущемъ, если, спѣшу оговориться, признать незыблемо-вѣрными тѢ теоріи развитія русскаго творчества, что общепризнаны




сейчасъ. Слѣдуя имъ, мы приходимъ, напримѣръ, къ изумительному выводу, что XVIII вѣкъ былъ расцвѣтомъ нашей живописи. Выводъ, которому противорѢчитъ вся міровая исторія, гдѣ расцвѣтъ искусства всегда сопровождалъ мощный ростъ всей духовной




жизни страны, чего, конечно, мы ни въ коемъ случаѣ не можемъ сказать про нашъ XVIII вѣкъ.




Но, изслѣдуя наши массовыя художественныя движенія XIX и начала XX вѣковъ, мы наталкиваемся на фактъ, вызывающій еще большее удивленіе; всѣ русскія движенія начинались съ категоричнаго заявленія, что до нихъ русской живописи не было, что и восходъ и зенитъ ея чудеснымъ образомъ совмѣстились въ данномъ теченіи и, что особенно характерно, именно эта неподготовленность новаго дви




женія ставилась чуть ли не въ главное его достоинство... Фактъ, перевертывающій всѢ наши понятія, укрѣпленныя примѣромъ изъ европейской исторіи искусствъ. Казалось бы, — эта неподготовленность должна была предостеречь, какъ знакъ ото




рванности, безпочвенности новаго движенія, указать, что при такомъ противоесте




ственномъ началѣ неизбѣженъ болѣзненный конецъ — заходъ въ тупикъ, т. к. европейская исторія учитъ насъ, что искусство дало плоды мірового значенія только тамъ, гдѣ новое поколѣніе бережно перенимало и двигало дальше наслѣдіе предыдущаго. Если же европейскій урокъ не былъ до сихъ поръ воспринятъ рус




скимъ художествомъ, какъ неизбѣжный законъ, то это можно объяснить только




нашимъ чрезмѣрнымъ самообольщеніемъ,—торопливой мечтой дать цвѣтъ тамъ, гдѣ не было ни ростка, ни завязи.