В одну скверную осеннюю ночь, био-режиссер В. Э. Мейерхольд ехал со 127-го диспута о „Великодушном рогоносце“... Ехал он и думал, как хо
рошо было бы, если-б весь мир жил побии-механике. Проезжая мимо Гитиса, он увидел ярко освещенные окна и подумал:
— Неужели они до сих пор там классиков исправляют? Посмотрю... Извозчик, стой!

1-я Студия М. Х. А. Т.

„12-я Ночь“.
Сер Тоби—В. В. Готовцев.
— Как же ты ходишь, голова? — возмущался Фердинандов с остервенением глядя на своего визави.—Разве так можно ходить? У меня на ру
ках неуспех „Грозы“ и падение сборов, а ты ходишь с разделения касс и выпирания Опытно-Героического. Вот мы и без выигрыша! А тебе бы с поддержания „Копилки“ пойти.
— Ну, и что бы вышло? — окрысился Аксенов. — Я пошел бы с бескозырной „Копилки“, а у про
тивника козырные премьеры на руках и аншлаги на кассе...
— Кассу к чему-то приплели!—пожал плечами Мейерхольд.—Не понимаю.
Шершеневич сдал снова и режиссеры продолжали игру.
— „Сверх естественный сын“. — Два—е джаз-бандом!
— Вез „Дамы в перчатке“.
— Ты уже без „Дамы“? Гм!.. Механизация Су хова-Кобылина—три. Тот раз на Островском на рвались, теперь на другом бытовике нарежемся.. Плевать!
— Маленький провал метроритма.
Ничего не понимаю! — снова подумал Мейер
хольд.

ФЕЛЬЕТОН ТЕАТРА.

Он поднялся наверх и вошел в зал. Взглянув на освещенную сцену, Мейерхольд увидел нечто весьма странное.
За столом, заваленным пьесами и фотографиями, сидели его соратники и дулись в карты. Но игра была похожа, с одной стороны, на винт, а с дру
гой,—на... диспут. В игравших он узнал Аксенова, Фердинандова, Фореггера и Шершеневича.

Винт.

По Чехову.