Пргятелъ. Все это очень понятно, но отъ того не легче. Незрѣлость нашихъ политическихъ понягій въ эпоху зарожденія революціоннаго культа далеко не имѣла того важнаго значенія какое можетъ получить нынѣ. Тогда лежала цѣлая пропасть между практическою жизнью и теоретическими идеями, для самаго незначи
тельная меньшинства имѣвшими сколько-нибудь серіозную цѣну. Для большинства причислявшихъ себя тогда къ современно образованнымъ дюдямъ идеи эти проходили въ умѣ легкимъ и неяснымъ
облакомъ. Культъ революціи являлся въ Формѣ отдаленнаго поклоненія и лишенъ былъ практического значенія и силы. Далеко не то теперь, когда такъ бродятъ въ общеетвѣ стремленія къ дея
тельной политической жизни, когда понятія такъ смутны, когда мы испытываемъ злоупотребления свободы безъ самой свободы, тиранію не власти, а безвластия и противовластія, когда на прак
тик есть русская соціально-революціонная партія съ сектами и подраздѣленіялш. Отъ революціи и революціонеровъ въ тѣеномъ смыслѣ у насъ нынѣ принято искренно или неискренно отрекаться самымъ рѣшительнымъ образомъ. Не только газета Голосъ, считающая себя выразителемъ идей .либеральной Фракціи“ нашихъ
правящпхъ людей, отрекается отъ революціонеровъ; отъ нихъ во всеуслышаніе недавно отреклись на судѣ сами участники „соціально-революціоннаго движенія“—ихъ собственные коноводы, докторъ Веймаръ и студентъ Михайловъ. Когда послѣ киншаловъ и взрывовъ начаіись со стороны глаголемыхъ (терминъ какой митрополигъ Филаретъ ввелъ относительно старообрядцевъ) либераловъ усиленныя отреканія отъ революционной партіи, доходившія
до паѳоса проклятій, партія въ заграничныхъ изданіяхъ посмѣивалась, говоря: „а все-таки вы наши и съ нами за одно“. Теперь, повидимому, и въ крайнемъ лагерѣ mot d’ordre отказываться отъ насильственныхъ мѣръ. Надолго ли? Никакой, говорятъ, насильственный переворотъ не желателенъ. Нашелся, нак мнецъ, успокои
тельный пунктъ, на которомъ кажется всѣ согласились, и крайніе, п умеренные, и просто либеральные. Переворотъ желателенъ и требуется постепенный, законный, путемъ „либеральнаго прогресса11.
Но п первая Французская революция началась съ характерсмъ законнаго переворота Самый термпнъ революція, до событій 1789 года и даже въ первую ихъ эпоху не имѣлъ значенія насильственнаго переворота. Никто не понималъ революцию какъ бунтъ или воз
тельная меньшинства имѣвшими сколько-нибудь серіозную цѣну. Для большинства причислявшихъ себя тогда къ современно образованнымъ дюдямъ идеи эти проходили въ умѣ легкимъ и неяснымъ
облакомъ. Культъ революціи являлся въ Формѣ отдаленнаго поклоненія и лишенъ былъ практического значенія и силы. Далеко не то теперь, когда такъ бродятъ въ общеетвѣ стремленія къ дея
тельной политической жизни, когда понятія такъ смутны, когда мы испытываемъ злоупотребления свободы безъ самой свободы, тиранію не власти, а безвластия и противовластія, когда на прак
тик есть русская соціально-революціонная партія съ сектами и подраздѣленіялш. Отъ революціи и революціонеровъ въ тѣеномъ смыслѣ у насъ нынѣ принято искренно или неискренно отрекаться самымъ рѣшительнымъ образомъ. Не только газета Голосъ, считающая себя выразителемъ идей .либеральной Фракціи“ нашихъ
правящпхъ людей, отрекается отъ революціонеровъ; отъ нихъ во всеуслышаніе недавно отреклись на судѣ сами участники „соціально-революціоннаго движенія“—ихъ собственные коноводы, докторъ Веймаръ и студентъ Михайловъ. Когда послѣ киншаловъ и взрывовъ начаіись со стороны глаголемыхъ (терминъ какой митрополигъ Филаретъ ввелъ относительно старообрядцевъ) либераловъ усиленныя отреканія отъ революционной партіи, доходившія
до паѳоса проклятій, партія въ заграничныхъ изданіяхъ посмѣивалась, говоря: „а все-таки вы наши и съ нами за одно“. Теперь, повидимому, и въ крайнемъ лагерѣ mot d’ordre отказываться отъ насильственныхъ мѣръ. Надолго ли? Никакой, говорятъ, насильственный переворотъ не желателенъ. Нашелся, нак мнецъ, успокои
тельный пунктъ, на которомъ кажется всѣ согласились, и крайніе, п умеренные, и просто либеральные. Переворотъ желателенъ и требуется постепенный, законный, путемъ „либеральнаго прогресса11.
Но п первая Французская революция началась съ характерсмъ законнаго переворота Самый термпнъ революція, до событій 1789 года и даже въ первую ихъ эпоху не имѣлъ значенія насильственнаго переворота. Никто не понималъ революцию какъ бунтъ или воз