счастливы? Война разразилась; нѣкоторымъ показалось, что опа окончательно утвердить господство чудной утопіи. Къ несчастію случилось нѣчто, болѣе согласное съ природою вещей и человѣческими страстями: побѣда внушила революціи воинствепныя стремленія. Война, начатая во имя защиты французской территоріи, завершилась вторженіемъ въ чужіе предѣлы; предпринявъ завоеванія съ освободительными цѣлями, Франція приняла участіе въ раздѣлахъ, чтобы ихъ сохранить.
Но, получая выгоды отъ войны, опа подчинялась и общему закону войны. Французы вложили въ армію духъ революціи, онъ остался въ ней.
Воскресшій Римъ далъ жизнь Цезарю. Бонапартъ предсталъ передъ Франціей и Европой, какъ орудіе революцiи. Франція увѣровала въ его миссію:
такимъ образомъ объясняется тотъ энтузіазмъ, который онъ возбудилъ къ себѣ. Европа пыталась сопротивляться ему: онъ ее укротилъ не одною силою оружія, но и политикой. Геній сдѣлалъ его мастеромъ войны, алчность его противниковъ отдала миръ въ его распоряженіе, который въ его рукахъ сталъ опаспѣе войны. Тогда Франція и Европа представили одно и то же зрѣлйще. И люди, создавшіе революцію, и люди, боровшіеся противъ нея, очутились въ одинаковомъ рабствѣ. Во Франціи изъ рядовъ самыхъ яростныхъ демократовъ возникаетъ цѣлая аристократія цареубійцъ, а въ Тюильри, рядомъ съ графомъ, сочинившемъ закопъ о подозрительныхъ, мы встрѣчаемъ принца, предсѣдательствовавшаго въ комитетѣ общественнаго спасенія; въ Европѣ государи, происходящіе изъ самыхъ древнихъ царственныхъ домовъ, принимаютъ королевскую корону изъ той же самой руки, которая раздавала въ Парижѣ эти странныя инвеституры и однимъ почеркомъ пера упраздняла цѣлыя династіи. Въ 1808 революція имѣла па континентѣ только союзпиковъ или побѣжденныхъ. Она навязала себя государствамъ, ей оставалось еще сокрушить послѣдпій оплотъ, за которымъ еще хоронились эти порабощенные или подкупленные короли—ихъ семью. Революціи оставалось отнять единственное преимущество, которымъ они могли теперь кичиться: чистоту крови, которая составляла ихъ гордость и дѣлала изъ нихъ какъ бы отдѣльную расу среди европейскихъ народовъ. Это совершилось въ 1810. Человѣкъ, въ которомъ Меттернихъ видѣлъ «воплощеніе революціи» 3), женился па правнучкѣ императрицы Маріи Терезіи. Едва минуло семнадцать лѣтъ съ той поры, какъ Марія Антуа
нетта погибла на эшафотѣ, и уже другая австрійская эрцгерцогиня возсѣла на ея мѣсто па французскомъ престолѣ, рядомъ съ Наполеономъ. Для старой Европы это было самое необыкновенное событіе въ исторіи революціи.
Для Франціи результаты этихъ событій были еще болѣе достойны удивленія. 3) Mémoires, t. I, p. 51. Paris 1882.
Но, получая выгоды отъ войны, опа подчинялась и общему закону войны. Французы вложили въ армію духъ революціи, онъ остался въ ней.
Воскресшій Римъ далъ жизнь Цезарю. Бонапартъ предсталъ передъ Франціей и Европой, какъ орудіе революцiи. Франція увѣровала въ его миссію:
такимъ образомъ объясняется тотъ энтузіазмъ, который онъ возбудилъ къ себѣ. Европа пыталась сопротивляться ему: онъ ее укротилъ не одною силою оружія, но и политикой. Геній сдѣлалъ его мастеромъ войны, алчность его противниковъ отдала миръ въ его распоряженіе, который въ его рукахъ сталъ опаспѣе войны. Тогда Франція и Европа представили одно и то же зрѣлйще. И люди, создавшіе революцію, и люди, боровшіеся противъ нея, очутились въ одинаковомъ рабствѣ. Во Франціи изъ рядовъ самыхъ яростныхъ демократовъ возникаетъ цѣлая аристократія цареубійцъ, а въ Тюильри, рядомъ съ графомъ, сочинившемъ закопъ о подозрительныхъ, мы встрѣчаемъ принца, предсѣдательствовавшаго въ комитетѣ общественнаго спасенія; въ Европѣ государи, происходящіе изъ самыхъ древнихъ царственныхъ домовъ, принимаютъ королевскую корону изъ той же самой руки, которая раздавала въ Парижѣ эти странныя инвеституры и однимъ почеркомъ пера упраздняла цѣлыя династіи. Въ 1808 революція имѣла па континентѣ только союзпиковъ или побѣжденныхъ. Она навязала себя государствамъ, ей оставалось еще сокрушить послѣдпій оплотъ, за которымъ еще хоронились эти порабощенные или подкупленные короли—ихъ семью. Революціи оставалось отнять единственное преимущество, которымъ они могли теперь кичиться: чистоту крови, которая составляла ихъ гордость и дѣлала изъ нихъ какъ бы отдѣльную расу среди европейскихъ народовъ. Это совершилось въ 1810. Человѣкъ, въ которомъ Меттернихъ видѣлъ «воплощеніе революціи» 3), женился па правнучкѣ императрицы Маріи Терезіи. Едва минуло семнадцать лѣтъ съ той поры, какъ Марія Антуа
нетта погибла на эшафотѣ, и уже другая австрійская эрцгерцогиня возсѣла на ея мѣсто па французскомъ престолѣ, рядомъ съ Наполеономъ. Для старой Европы это было самое необыкновенное событіе въ исторіи революціи.
Для Франціи результаты этихъ событій были еще болѣе достойны удивленія. 3) Mémoires, t. I, p. 51. Paris 1882.