взгляда на общественный строй, который кореннымъ образомъ отличался бы отъ буржуазнаго: коммунизмъ Бабефа и его немногихъ учениковъ былъ лишь вдохновеннымъ порывомъ, высшимъ напряженіемъ революціоннаго кризиса передъ затишьемъ Консульства и Первой Имперіи. Даже въ 1793 и 1794 гг. пролетаріевъ не выдѣляли изъ третьяго сословія: у нихъ не было ни яснаго классо
вая сознанія, ни представленія объ иной формѣ собственности. Они не шли далѣе скудной мысли Робеспьера о политически господствующей, но экономически неподвижной демократіи, состоящей изъ мелкихъ собственниковъ—кре
стьянъ и ремесленниковъ. Они еще не были воодушевлены великой идеей соціализма, какъ источника богатства, красоты и радости на землѣ: въ рѣшающіе страшные дни они горѣли лишь пламенемъ гнѣва и зависти. Имъ были неизвѣстны очарованіе и мощная сладость новаго идеала.
Тѣмъ не менѣе, едва успѣло нѣсколько успокоиться и окрѣннуть буржуазное общество, какъ уже начинается броженіе соціалистической мысли. Послѣ Бабефа, отъ 1800 до 1848 г., мы имѣемъ Фурье, Сенъ-Симона, Прудона, Луи Блана. При Луи-Филиппѣ были возстанія рабочихъ въ Ліонѣ и Парижѣ. Едва успѣла одержать окончательную побѣду буржуазная революція, какъ уже про
летарии начинаютъ спрашивать себя: въ чемъ же причина нашихъ страданій и какую новую революцію намъ нужно будетъ совершить? Въ кипящихъ и мутныхъ, а затѣмъ болѣе спокойныхъ и прозрачныхъ волнахъ буржуазной революціи пролетарш увидѣли отраженіе своихъ изможденныхъ лицъ—и пришли въ ужасъ. Но до 1848 года, несмотря на многочисленность соціалистическихъ системъ и рабочихъ бунтовъ, господство буржуазіи оставалось еще неприкосновеннымъ.
Буржуазия не вѣритъ, чтобы власть могла выскользнуть изъ ея рукъ и чтобы собственность могла подвергнуться трансформаціи. Въ царствованіе Луи Филиппа она имѣетъ достаточно силъ, чтобы бороться и противъ дворянства и духовенства, и противъ рабочихъ. Она подавляетъ легитимистскія возстанія въ Заиадной Франціи такъ же, какъ и пролетарскіе бунты въ изголодавшихся большихъ городахъ. Съ высокомѣріемъ Гизо она полагаетъ, въ своей наивности, что съ ея побѣдой исторія достигла своей высшей цѣли, что власть должна быть окончательно укрѣплена за нею, въ силу ея историческихъ и философскихъ за
слугъ, что она одна выражаетъ собою вѣковыя стремленія Фрапціи, олицетворяетъ разумный соціальный строй. Съ другой стороны, пролетаріи, несмотря на волненія, вызванныя голодомъ и нуждой, не могутъ еще считаться сознатель
ными революционерами. Они еще только едва постигаютъ возможность новаго порядка вещей. Соціалистическія «утопіи» находятъ себѣ вначалѣ послѣдователей, главнымъ образомъ, въ средѣ интеллигенціи. Къ тому же соціалистическія системы носятъ на себѣ явный отпечатокъ либо капиталистической мысли, какъ система Сенъ-Симона, либо мелко буржуазной, какъ прудоновская. Нуженъ былъ
революціонный кризисъ 1848 г. для того, чтобы рабочій классъ созналъ себя и, по выраженію Прудона, окончательно отрѣзалъ себя отъ остальныхъ соціальныхъ элементовъ.
Второй періодъ, отъ февраля 1848 года до мая 1871 года, отъ временного правительства до кровавой расправы надъ Коммуной, тоже отли
чается неясностью и неопредѣленностыо стремленій. Правда, соціализмъ уже даетъ чувствовать себя, какъ сила и какъ идея; пролетаріатъ уже сознаетъ