таки считаем, что в этих сатирических обобщениях мы иногда чаще и ближе подходим к социалистическому реализму, чем иные писатели, которые тщательно, натуралистически выписывают каждый ноготок своих героев и каждую фибру их чувствительной души!
На советскую сатиру есть громадный спрос. Тираж сатирических книг расхватывается моментально. Если до революции в нашей стране был один сатирический журнал «Сатирикон», который хвалился своим тиражом в 1 5 тысяч экземпляров и который можно было в любом количе
стве найти на любой станции, то сейчас «Крокодил» в тираже отдельных номеров доходит до 400 тысяч, и его еще трудно бывает купить.
Сатира нужна стране. На нее громадный спрос и в бытовой и в политической жизни. Мы знаем, что вожди нашей партии на съездах часто цитируют — пока, к сожалению, не нас, но классических сатириков рус
ской литературы — Щедрина, Чехова. Будем Надеяться, что наша сатира подрастет настолько, что на следующем съезде будут звучать цитаты уже из нынешних сатириков.
Но при этом мы чувствуем в руководящих литературных кругах весьма сдержанное отношение к сатире. Критика гнушается ею близко за
ниматься. С писателями-сатириками (я-то лично от этого не страдаю) —
с моими товарищами-сатириками — редактора разговаривают строго. Они считают, что сатира — это жанр, недостаточно полноценный, скажем, для толстых журналов. Некоторые уж очень либеральные редактора заводят в конце журнала, на последней страничке, уголок юмора. Я беру смелость сказать редакторам не только от своего имени, но и от имени наших чита
телей: заведите лучше в ваших журналах уголок скуки и туда загоните всю скуку, которая ваши журналы одолевает, а журналы в целом сделайте ярче, веселее, дайте в них сатире подобающее место.
Часто говорят, что не надо смешивать сатиру и юмор. Сатира и юмор, как принято считать, суть разные вещи. Да, это разные вещи. Но это вещи, это явления, которые соприкасаются и незаметно переходят по качесилу, в его смехе уже исчезают, уже исчезли желчные, скорбные ноты, ная, самая скорбная сатира должна содержать в себе хоть каплю насмешки — иначе она перестанет быть сатирой. И юмор, со своей стороны, всегда
содержит в себе элементы сатиры, если не осуждения, то хотя бы критики того, над чем человек смеется.
Я думаю, что сейчас противопоставление сатиры и юмора советской литературе и критике должно отпасть. Раньше сатирик мыслился только как желчный автор. Был еще недавно в газетах такой псевдоним: «Желчный поэт», он считался очень красивым...
Пока революционная пролетарская сатира вместе с ее классом была слаба, в ней преобладали тоже элементы желчи. Но сейчас, товарищи,
когда рабочий класс победил, когда он чувствует все нарастающую свою силу, — в его смехе уже исчезают, уже исчезли желчные, скорбные ноты. Они сменяются новыми нотами. Нотами силы, преобладания, нотами сурового гнева или превосходства над противником.
Поэтому у нас в последнее время наряду с сатирой и связанно с ней расцветает юмор. Надо совершенно не понимать нынешнюю эпоху зажиточной жизни рабочего, колхозника, техника, его желания смеяться и шу
тить, чтобы противодействовать новой волне юмора, которая поднимается в нашей советской литературе!
Рабочий класс уже смеется в нашей стране, он скоро будет смеяться и во всем мире. А ведь рабочий класс — это последний класс в истории
На советскую сатиру есть громадный спрос. Тираж сатирических книг расхватывается моментально. Если до революции в нашей стране был один сатирический журнал «Сатирикон», который хвалился своим тиражом в 1 5 тысяч экземпляров и который можно было в любом количе
стве найти на любой станции, то сейчас «Крокодил» в тираже отдельных номеров доходит до 400 тысяч, и его еще трудно бывает купить.
Сатира нужна стране. На нее громадный спрос и в бытовой и в политической жизни. Мы знаем, что вожди нашей партии на съездах часто цитируют — пока, к сожалению, не нас, но классических сатириков рус
ской литературы — Щедрина, Чехова. Будем Надеяться, что наша сатира подрастет настолько, что на следующем съезде будут звучать цитаты уже из нынешних сатириков.
Но при этом мы чувствуем в руководящих литературных кругах весьма сдержанное отношение к сатире. Критика гнушается ею близко за
ниматься. С писателями-сатириками (я-то лично от этого не страдаю) —
с моими товарищами-сатириками — редактора разговаривают строго. Они считают, что сатира — это жанр, недостаточно полноценный, скажем, для толстых журналов. Некоторые уж очень либеральные редактора заводят в конце журнала, на последней страничке, уголок юмора. Я беру смелость сказать редакторам не только от своего имени, но и от имени наших чита
телей: заведите лучше в ваших журналах уголок скуки и туда загоните всю скуку, которая ваши журналы одолевает, а журналы в целом сделайте ярче, веселее, дайте в них сатире подобающее место.
Часто говорят, что не надо смешивать сатиру и юмор. Сатира и юмор, как принято считать, суть разные вещи. Да, это разные вещи. Но это вещи, это явления, которые соприкасаются и незаметно переходят по качесилу, в его смехе уже исчезают, уже исчезли желчные, скорбные ноты, ная, самая скорбная сатира должна содержать в себе хоть каплю насмешки — иначе она перестанет быть сатирой. И юмор, со своей стороны, всегда
содержит в себе элементы сатиры, если не осуждения, то хотя бы критики того, над чем человек смеется.
Я думаю, что сейчас противопоставление сатиры и юмора советской литературе и критике должно отпасть. Раньше сатирик мыслился только как желчный автор. Был еще недавно в газетах такой псевдоним: «Желчный поэт», он считался очень красивым...
Пока революционная пролетарская сатира вместе с ее классом была слаба, в ней преобладали тоже элементы желчи. Но сейчас, товарищи,
когда рабочий класс победил, когда он чувствует все нарастающую свою силу, — в его смехе уже исчезают, уже исчезли желчные, скорбные ноты. Они сменяются новыми нотами. Нотами силы, преобладания, нотами сурового гнева или превосходства над противником.
Поэтому у нас в последнее время наряду с сатирой и связанно с ней расцветает юмор. Надо совершенно не понимать нынешнюю эпоху зажиточной жизни рабочего, колхозника, техника, его желания смеяться и шу
тить, чтобы противодействовать новой волне юмора, которая поднимается в нашей советской литературе!
Рабочий класс уже смеется в нашей стране, он скоро будет смеяться и во всем мире. А ведь рабочий класс — это последний класс в истории