Энери, г. Сливинскій, г-жа Буткевичъ, русское тріо Пресъ-Маурина, квартеты—Герцога Мекленбургскаго, Шевчика и вѣнскій Пфицнера. Нужно еще напомнить, что г. Экснеру дали согласіе на участіе соискатели преміи Рубинштейна—г.г. А. Генъ и Рубинштейнъ. Кроме того Великимъ постомъ предполагаются симфэническіе концерты (сколько?), изъ которыхъ 2 абонементныхъ.
Въ исполненіи 1-го вечера, я не упомянулъ г-жу Эйхенвальдъ-Дубровскую. Это новая преподавательница пѣнія, приглашенная вмѣсто прошлогодней г-жи Гляссеръ. Въ кон
цертномъ исполненіи г-жа Эйхенвальдъ-Дубровская показала себя опытной пѣвицей, съ большимъ голосомъ. Ея программа романсы Рахманинова, Танѣева, Чайковскаго и его же арія Лизы изъ «Пиковой дамы».
Инкогнито.
«Richard-Strauss-Woche»,—Праздники въ Чикаго,
Линкольнѣ, въ Швеціи и Бельгіи.
Кромѣ полной и широкой картины дѣятельности и развитія таланта Р. Штрауса, устроенный въ его честь грандіозный мюнхенскій праздникъ (23—28 іюня) долженъ былъ въ известной степени показать подлинную температуру энтузіазмя немецкой (устроители мечтали о всесветной) публики передъ творчествомъ автора «Саломеи», проверить прочность устоевъ на которыхъ воздвигнуто то, что принимается многими за «культъ» Штрауса. Могла ли она въ действительности
показать все это, еще подлежитъ разсмотрѣнію; въ данномъ случае важно то, что такія предварительныя точки зрѣнія заняла относительно нея немецкая критика и съ такихъ точекъ зренія обсуждаетъ она ея результаты. Это быль блестяще обставленный экзаменъ
на генія и на героя общественной жизни нашихъ дней. Пожалуй, что, выпуская въ качестве программъ къ празднику цѣлый томъ ученыхъ статей, посвященныхъ Штраусу раз
личными профессорами и докторами отъ музыки, устроители какъ будто хотѣли поддержать эту серьезную точку зрѣнія на предлагаемый праздникъ. Лишній разъ это свидетельствовало о томъ современномъ «тартюфствѣ» въ мірѣ театрально-.музыкальномъ, которое боится признать, что увеселеніе и развлеченіе остаются цѣлями по себѣ достойными, и хочетъ то оправдатъ ихъ цѣлями будто-бы «просветительными», то прикрыть ихъ формами ка
кого-то научно-эстетическаго экспериментированья и т п. Тогда какъ разсмотри немецкая критика искусство Штрауса съ точки
зренія его способности развлекать или увлекать публику, подойди она къ композитору просто, какъ къ пѣвцу, а не какъ къ герою,
пророку или представителю разныхъ вне-музыкальныхъ тезисовъ и теченій, потребуй она отъ него, что только и возможно требовать отъ пѣвца,—среди массы отчетовъ и рецензій мы нашли бы несколько вероятно блестящихъ страницъ общественной психологіи, гдѣ
передъ нами осветился бы типъ современнаго «потребителя» музыки Штрауса, разъяснилось бы, въ какой степени этотъ потребитель вліялъ на самую исторію этой музыки,
какой уклонъ и какое стремленіе общественныхъ аппетитовъ способствовали превращенію композитора этой музыки въ генія и
возможности такихъ манифестацій, какъ «мюнхенская неделя». Но такой переносъ вопроса на почву не «серьезную» задевалъ стороны тревожныя и даже болезненныя въ современномъ музыкальномъ общественномъ самочувствіи, да и могъ завести гг. критиковъ въ дебри «штраусовскаго вопроса» малопроходимыя, темныя, почти выходящія изъ сферы
чисто художественной. Поэтому предпочтительнее было остаться на почве «серьезной». Да и внѣ всякихъ этихъ почвъ недѣля
Штрауса оказалась столь же любопытной по неожиданности эффектовъ, какъ любопытна вообще своими разсчётливыми (по единичнымъ мненіямъ) неожиданностями музыка Штрауса.
Главною неожиданностью было то, что праздникъ, въ сущности, не имѣлъ успѣха, и возможность почти полностью переслушать всего Штрауса (правда, за весьма высокую цѣну) и досыта насладиться его искусствомъ не соблазнила немцевъ. Публики было не
много, особенно въ начале праздника, Съ записью на мѣста «со всѣхъ концовъ міра», о чемъ оповещало редакціи особыми бюллютенями бюро Гутманъ, видимо, вышло какое то недоразуменіе. Впрочемъ, некоторые журналы
указываютъ, что пріезжихъ было больше, чѣмъ
немцевъ, но среди этихъ пріѣзжихъ преобладали (проездомъ въ Тироль) англичане и американцы. Парижане, хотя и занесли Ришара Стросса въ списокъ божествъ текущаго трехлетія, но чествовать его на его родину не пріѣхали. Не сбежалась толпой и та молодежь, сочувствіемъ которой объяснялся въ предварительныхъ статьяхъ «чудовищный успѣхъ Штрауса, ибо съ нимъ и за него молодежь, всё деятельные, всѣ живые, еще не утомленные жизнью». Впрочемъ, входящихъ въ обычай музыкально-праздничныхъ вспомоществованiй на этотъ разъ, для слушанья музыки Штрауса, не выдавалось. Разумеемъ, суб
сидіи гласныя. И пришлось засвидетельствовать, что, конечно, и композиторъ и участвующія знаменитости «были ревностно приветствуемы, aber eine Siedehitze, eine Extase des Entzückens наблюдать не пришлось». Недостатокъ публики особенно замечался въ первые дни прзднества: 23 іюля, на спектакле въ
Въ исполненіи 1-го вечера, я не упомянулъ г-жу Эйхенвальдъ-Дубровскую. Это новая преподавательница пѣнія, приглашенная вмѣсто прошлогодней г-жи Гляссеръ. Въ кон
цертномъ исполненіи г-жа Эйхенвальдъ-Дубровская показала себя опытной пѣвицей, съ большимъ голосомъ. Ея программа романсы Рахманинова, Танѣева, Чайковскаго и его же арія Лизы изъ «Пиковой дамы».
Инкогнито.
МУЗЫКА ЗА ГРАНИЦЕЙ
Музыкальныя празднества.
«Richard-Strauss-Woche»,—Праздники въ Чикаго,
Линкольнѣ, въ Швеціи и Бельгіи.
Кромѣ полной и широкой картины дѣятельности и развитія таланта Р. Штрауса, устроенный въ его честь грандіозный мюнхенскій праздникъ (23—28 іюня) долженъ былъ въ известной степени показать подлинную температуру энтузіазмя немецкой (устроители мечтали о всесветной) публики передъ творчествомъ автора «Саломеи», проверить прочность устоевъ на которыхъ воздвигнуто то, что принимается многими за «культъ» Штрауса. Могла ли она въ действительности
показать все это, еще подлежитъ разсмотрѣнію; въ данномъ случае важно то, что такія предварительныя точки зрѣнія заняла относительно нея немецкая критика и съ такихъ точекъ зренія обсуждаетъ она ея результаты. Это быль блестяще обставленный экзаменъ
на генія и на героя общественной жизни нашихъ дней. Пожалуй, что, выпуская въ качестве программъ къ празднику цѣлый томъ ученыхъ статей, посвященныхъ Штраусу раз
личными профессорами и докторами отъ музыки, устроители какъ будто хотѣли поддержать эту серьезную точку зрѣнія на предлагаемый праздникъ. Лишній разъ это свидетельствовало о томъ современномъ «тартюфствѣ» въ мірѣ театрально-.музыкальномъ, которое боится признать, что увеселеніе и развлеченіе остаются цѣлями по себѣ достойными, и хочетъ то оправдатъ ихъ цѣлями будто-бы «просветительными», то прикрыть ихъ формами ка
кого-то научно-эстетическаго экспериментированья и т п. Тогда какъ разсмотри немецкая критика искусство Штрауса съ точки
зренія его способности развлекать или увлекать публику, подойди она къ композитору просто, какъ къ пѣвцу, а не какъ къ герою,
пророку или представителю разныхъ вне-музыкальныхъ тезисовъ и теченій, потребуй она отъ него, что только и возможно требовать отъ пѣвца,—среди массы отчетовъ и рецензій мы нашли бы несколько вероятно блестящихъ страницъ общественной психологіи, гдѣ
передъ нами осветился бы типъ современнаго «потребителя» музыки Штрауса, разъяснилось бы, въ какой степени этотъ потребитель вліялъ на самую исторію этой музыки,
какой уклонъ и какое стремленіе общественныхъ аппетитовъ способствовали превращенію композитора этой музыки въ генія и
возможности такихъ манифестацій, какъ «мюнхенская неделя». Но такой переносъ вопроса на почву не «серьезную» задевалъ стороны тревожныя и даже болезненныя въ современномъ музыкальномъ общественномъ самочувствіи, да и могъ завести гг. критиковъ въ дебри «штраусовскаго вопроса» малопроходимыя, темныя, почти выходящія изъ сферы
чисто художественной. Поэтому предпочтительнее было остаться на почве «серьезной». Да и внѣ всякихъ этихъ почвъ недѣля
Штрауса оказалась столь же любопытной по неожиданности эффектовъ, какъ любопытна вообще своими разсчётливыми (по единичнымъ мненіямъ) неожиданностями музыка Штрауса.
Главною неожиданностью было то, что праздникъ, въ сущности, не имѣлъ успѣха, и возможность почти полностью переслушать всего Штрауса (правда, за весьма высокую цѣну) и досыта насладиться его искусствомъ не соблазнила немцевъ. Публики было не
много, особенно въ начале праздника, Съ записью на мѣста «со всѣхъ концовъ міра», о чемъ оповещало редакціи особыми бюллютенями бюро Гутманъ, видимо, вышло какое то недоразуменіе. Впрочемъ, некоторые журналы
указываютъ, что пріезжихъ было больше, чѣмъ
немцевъ, но среди этихъ пріѣзжихъ преобладали (проездомъ въ Тироль) англичане и американцы. Парижане, хотя и занесли Ришара Стросса въ списокъ божествъ текущаго трехлетія, но чествовать его на его родину не пріѣхали. Не сбежалась толпой и та молодежь, сочувствіемъ которой объяснялся въ предварительныхъ статьяхъ «чудовищный успѣхъ Штрауса, ибо съ нимъ и за него молодежь, всё деятельные, всѣ живые, еще не утомленные жизнью». Впрочемъ, входящихъ въ обычай музыкально-праздничныхъ вспомоществованiй на этотъ разъ, для слушанья музыки Штрауса, не выдавалось. Разумеемъ, суб
сидіи гласныя. И пришлось засвидетельствовать, что, конечно, и композиторъ и участвующія знаменитости «были ревностно приветствуемы, aber eine Siedehitze, eine Extase des Entzückens наблюдать не пришлось». Недостатокъ публики особенно замечался въ первые дни прзднества: 23 іюля, на спектакле въ