не нуждалось бы: взглядъ этотъ можетъ въ значительной своей долѣ счесться правильнымъ и при современномъ намъ состояніи науки. Но на дѣлѣ мы видимъ иное: этотъ взглядъ тѣсно связанъ съ цѣлымъ рядомъ предпосылокъ, которыя въ свою оче
редь вытекали изъ характерныхъ особенностей міросозерцанія 30—40-хъ гг. Взгляды эти не исчезли и въ послѣдующее время
не только въ наукѣ, но и въ общественномъ обиходѣ; а между тѣмъ они нуждаются не только въ разъясненіи, но и въ исправленіи. Поэтому, если мы желаемъ правильно отнестись къ этой
области творчества, мы по необходимости должны обратиться къ этимъ предпосылкамъ и частнымъ выводамъ, чтобы правильно оцѣнить и общій, какъ его понимали люди и 30—40-хъ гг. Такъ, мы должны прежде всего уяснить себѣ, что должно входить въ самое понятіе объ устно-народномъ творчествѣ: изслѣдователинародники (въ значительной степени воспитанные на романтикѣ,
примыкавшіе у насъ чаще къ такъ наз. славянофильскому теченію), исходя изъ апріорныхъ и общихъ теоретическихъ ученій о народности (въ большинствѣ случаевъ заимствованныхъ съ запада), пошли въ своихъ взглядахъ на устно-народную словес
ность гораздо дальше, нежели допускало и состояніе извѣстнаго въ то время русскаго матеріала и историческая критика, именно:
съ одной стороны, видя совершенно отчетливо (какъ и всѣ) различіе въ культурѣ высшихъ, образованныхъ классовъ (интеллигенціи) общества и низшихъ (простонародья: „народа“), они различіе это объяснили силой вліянія западно-европейской культуры на высшіе классы и слабостью или даже отсутствіемъ этого вліянія въ классахъ низшихъ; съ другой стороны, европейской культурѣ (въ значительной степени для насъ французской, памятной еще изъ XVIII в.) они приписывали космополитически, противо
положный индивидуальному отдѣльной народности характеръ, а въ ея усвоеніи (особенно интенсивномъ у насъ съ начала XVIII в.
и продолжающемся до ихъ времени) видѣли со стороны интеллигенціи пренебрежение и даже (памятуя отношеніе къ „своему“ въ XVIII в. у русскихъ) отказъ отъ своей народности и основ
редь вытекали изъ характерныхъ особенностей міросозерцанія 30—40-хъ гг. Взгляды эти не исчезли и въ послѣдующее время
не только въ наукѣ, но и въ общественномъ обиходѣ; а между тѣмъ они нуждаются не только въ разъясненіи, но и въ исправленіи. Поэтому, если мы желаемъ правильно отнестись къ этой
области творчества, мы по необходимости должны обратиться къ этимъ предпосылкамъ и частнымъ выводамъ, чтобы правильно оцѣнить и общій, какъ его понимали люди и 30—40-хъ гг. Такъ, мы должны прежде всего уяснить себѣ, что должно входить въ самое понятіе объ устно-народномъ творчествѣ: изслѣдователинародники (въ значительной степени воспитанные на романтикѣ,
примыкавшіе у насъ чаще къ такъ наз. славянофильскому теченію), исходя изъ апріорныхъ и общихъ теоретическихъ ученій о народности (въ большинствѣ случаевъ заимствованныхъ съ запада), пошли въ своихъ взглядахъ на устно-народную словес
ность гораздо дальше, нежели допускало и состояніе извѣстнаго въ то время русскаго матеріала и историческая критика, именно:
съ одной стороны, видя совершенно отчетливо (какъ и всѣ) различіе въ культурѣ высшихъ, образованныхъ классовъ (интеллигенціи) общества и низшихъ (простонародья: „народа“), они различіе это объяснили силой вліянія западно-европейской культуры на высшіе классы и слабостью или даже отсутствіемъ этого вліянія въ классахъ низшихъ; съ другой стороны, европейской культурѣ (въ значительной степени для насъ французской, памятной еще изъ XVIII в.) они приписывали космополитически, противо
положный индивидуальному отдѣльной народности характеръ, а въ ея усвоеніи (особенно интенсивномъ у насъ съ начала XVIII в.
и продолжающемся до ихъ времени) видѣли со стороны интеллигенціи пренебрежение и даже (памятуя отношеніе къ „своему“ въ XVIII в. у русскихъ) отказъ отъ своей народности и основ