Не мы-ли сгнивший хлѣбъ топтали, Глубоко въ землю, и степенно Вели себя всегда почтенно. Не то, что армій офицеры. Что ихъ манеры!
Топорны жалки и смѣшны, Они хоть храбры, но грѣшны. Всегда бе:зъ мѣры напивались, И даже пьяные валялись.
Въ театрахъ дѣлали скандалы; Такіе стали ужъ нахалы,
Что самъ великій Бѣловодскій Своею властью плацъ-маіорской Ихъ усмирить не могъ.
А мы межъ тѣмъ: „Свидѣтель Bon,“, Всегда депь черный вспоминали И на день этотъ припасали. Они же забіяки, ни себѣ
Въ крови добытаго въ трудѣ, Ни для другихъ не припасутъ, И до копѣйки все пропьютъ.
Война нужна! Пусть ихъ научить Какъ нужпо жизнью дорожить. Необходимо должно, нужно,
Пускай ударятъ смѣло, дружно, Врага сомнутъ и передъ свѣтомъ Связавъ себя святымъ обѣтомъ, Подобной мерзостью приказъ
Не тѣшатъ больше свѣта глазъ.

Получивъ отпускъ, я поѣхалъ къ роднымъ въ деревню, а оттуда предпринялъ путешествіе въ Москву, гдѣ въ то время шли приготовленія къ коронаціи.

Въ маѣ 1856 года подъѣзжалъ я къ Вѣлокаменной по рязанскому шоссе. На послѣдней почтовой станціи Лю

берцы въ почтовую телѣжку заложили мнѣ хорошую тройку. На облучкѣ сѣлъ ямщнкъ, молодой парень, три дня передъ тѣмъ женившійся. Ѣхалъ онъ первый разь послѣ своей свадьбы. Веселое и довольное лицо его постоянно озарялось улыбкой.