и свѣтлый праздникъ, молодежь начинаетъ охорашиваться, дѣвки сбрасываютъ съ себя кислые овчинпые шубняки и напяливаютъ лѣтніе кумачныя сарафаны; парни, мѣняютъ бараньи (бяковыя) шапки и треухи на полрковыя шляпы, сбрасы
ваютъ зипуны н надѣваютъ красныя рубахи съ запонками, затыкаютъ за поясъ мѣдную расческу и предовольные собой, выходятъ на улицу; но по
годите, еще не насталъ Егорій съ припекомъ, ещі
щука не разбила хвостомъ своимъ ледъ на рѣкѣ, еще птичка овсянка не запѣла веснянки, а дѣвица красная свою завѣтную пѣсенку: скучно, ма
тушка, весною жить одной; еще дѣвушки не бѣгали на рѣку почерпнуть свѣжей водицы, пока воровъ не взмугилъ ее, не обмочилъ въ ней крыла своего, еще черноносые грачи не облепили макушки сосенъ, какъ черными шапками, хотя домовитые большаки (хозяева домовъ) уже справили сохи, закрѣпили въ боронѣ зубья и перетянули шины на колесахъ.
Но вотъ, особенно на солнопекѣ, остатокъ снѣга уже растопился, побурѣлъ, блеснули ручьи на поляхъ, забѣгали змѣйками, заиграли, зарезви
лись, какъ шаловитыя дѣти—вотъ поднялся паръ отъ земли, это она отходить, надъ ней виснуть, бѣгуть въ перегонку лиловыя или аспиднаго цвета облака, чреватыя дождемъ, вотъ они какъ будто