Хотя эти вельможи въ болыпинствѣ своемъ не старались и не могли блеснуть образованностью, но въ области внѣшней культуры и быта за
конодателями вкуса были они. Очень характерной чертой общественной жизни Москвы конца ХѴІІІ-го вѣка являлось постоянное стремленіе вельможъ импонировать общественному мнѣнію всевозможными причудами и странностями, заставлявшими долго говорить о себѣ, но не вызывавшими ни у кого, за исключеніемъ нѣкоторыхъ сатирически настроенныхъ умовъ, насмѣшки или осужденія.
Это курьезное чванство проявлялось иногда въ мелочахъ. Напримѣръ—въ выѣздѣ: знатные господа во времена Екатерины въ торжествен
ныхъ случаяхъ выѣзжали «букетомъ». На задкахъ экипажа ставили трехъ людей, и составлявшихъ собственно «букетъ»: выѣздного лакея въ ливреѣ по цвѣтамъ герба,—напудреннаго, «съ пучкомъ» и въ треугольной шляпѣ,
гайдука въ красной одеждѣ и арапа въ курткѣ и шароварахъ, опоясаннаго турецкой шалью, и съ бѣлой чалмой на головѣ. Иногда передъ ка
ретой бѣжали два скорохода въ ливреяхъ и высокихъ шапкахъ съ тульей на подобіе сахарной головы и длиннымъ козырькомъ1).
Другой распространенной прихотью знатныхъ баръ было упорное держанье за старинные туалеты временъ ихъ молодости и славы. Важныя старухи въ царствованіе Александра I любили удивить общество тѣми нарядами, въ которыхъ онѣ танцовали при Елизаветѣ Петровнѣ, и являлись въ парчевыхъ робахъ на фижмахъ, съ мушками на лицѣ и съ напудренными волосами2).
Курьезное тщеславіе вельможъ принималось какъ должное даже «вольтерьянцами», и только желчный темпераментъ гр. Ѳ. В. Ростопчина язвилъ и высмѣивалъ. Отзывъ о кн. Куракинѣ сохранился въ его письмахъ:
«Москва обладаетъ великимъ канцлеромъ украшеній,—княземъ Куракинымъ. Онъ желаетъ первенствовать своими праздниками, балами и прочимъ. Тѣло его все покрыто брилліантами, и онъ больше похожъ на фонарь, нежели на своего дядю, въ чемъ и заключается все его честолюбіе»...
Привилегія оригинальничанья никогда у истинныхъ вельможъ, доророжившихъ честью своего имени, не принимала формъ самодурства. Ари
стократическій складъ мышленія все же требовалъ отъ вельможи, которому было дозволено многое запретное для простыхъ смертныхъ, великодушия, мягкости и снисходительности. И такъ глубоко въѣдался въ сознаніе русскаго вельможи этотъ патріархальный и феодальный тонъ, что разру
шить его не могло ни знакомство съ освободительной французской философіей, ни увлеченіе Руссо, ни словесный либерализма Наиболѣе куль
турные представители московскаго общества, имѣвшіе за спиной заслуги предковъ и тысячи крѣпостныхъ, спокойно принимали почти королевскія почести. Англійская путешественница миссъ Вильмотъ, посѣтившая Мос
кву въ 1805 и 1806 годахъ, пишетъ о знаменитой сподвижницѣ Екате
рины—Е. Р. Дашковой: «Никто, какими бы знаками отличія почтенъ ни былъ, не осмѣливается сѣсть въ ея присутствіи безъ особаго съ ея сто
1) Благово. Разсказы бабушки.
2) «Русскій Архивъ», і88і г, Воспоминанія гр. М. В. Толстого.
конодателями вкуса были они. Очень характерной чертой общественной жизни Москвы конца ХѴІІІ-го вѣка являлось постоянное стремленіе вельможъ импонировать общественному мнѣнію всевозможными причудами и странностями, заставлявшими долго говорить о себѣ, но не вызывавшими ни у кого, за исключеніемъ нѣкоторыхъ сатирически настроенныхъ умовъ, насмѣшки или осужденія.
Это курьезное чванство проявлялось иногда въ мелочахъ. Напримѣръ—въ выѣздѣ: знатные господа во времена Екатерины въ торжествен
ныхъ случаяхъ выѣзжали «букетомъ». На задкахъ экипажа ставили трехъ людей, и составлявшихъ собственно «букетъ»: выѣздного лакея въ ливреѣ по цвѣтамъ герба,—напудреннаго, «съ пучкомъ» и въ треугольной шляпѣ,
гайдука въ красной одеждѣ и арапа въ курткѣ и шароварахъ, опоясаннаго турецкой шалью, и съ бѣлой чалмой на головѣ. Иногда передъ ка
ретой бѣжали два скорохода въ ливреяхъ и высокихъ шапкахъ съ тульей на подобіе сахарной головы и длиннымъ козырькомъ1).
Другой распространенной прихотью знатныхъ баръ было упорное держанье за старинные туалеты временъ ихъ молодости и славы. Важныя старухи въ царствованіе Александра I любили удивить общество тѣми нарядами, въ которыхъ онѣ танцовали при Елизаветѣ Петровнѣ, и являлись въ парчевыхъ робахъ на фижмахъ, съ мушками на лицѣ и съ напудренными волосами2).
Курьезное тщеславіе вельможъ принималось какъ должное даже «вольтерьянцами», и только желчный темпераментъ гр. Ѳ. В. Ростопчина язвилъ и высмѣивалъ. Отзывъ о кн. Куракинѣ сохранился въ его письмахъ:
«Москва обладаетъ великимъ канцлеромъ украшеній,—княземъ Куракинымъ. Онъ желаетъ первенствовать своими праздниками, балами и прочимъ. Тѣло его все покрыто брилліантами, и онъ больше похожъ на фонарь, нежели на своего дядю, въ чемъ и заключается все его честолюбіе»...
Привилегія оригинальничанья никогда у истинныхъ вельможъ, доророжившихъ честью своего имени, не принимала формъ самодурства. Ари
стократическій складъ мышленія все же требовалъ отъ вельможи, которому было дозволено многое запретное для простыхъ смертныхъ, великодушия, мягкости и снисходительности. И такъ глубоко въѣдался въ сознаніе русскаго вельможи этотъ патріархальный и феодальный тонъ, что разру
шить его не могло ни знакомство съ освободительной французской философіей, ни увлеченіе Руссо, ни словесный либерализма Наиболѣе куль
турные представители московскаго общества, имѣвшіе за спиной заслуги предковъ и тысячи крѣпостныхъ, спокойно принимали почти королевскія почести. Англійская путешественница миссъ Вильмотъ, посѣтившая Мос
кву въ 1805 и 1806 годахъ, пишетъ о знаменитой сподвижницѣ Екате
рины—Е. Р. Дашковой: «Никто, какими бы знаками отличія почтенъ ни былъ, не осмѣливается сѣсть въ ея присутствіи безъ особаго съ ея сто
1) Благово. Разсказы бабушки.
2) «Русскій Архивъ», і88і г, Воспоминанія гр. М. В. Толстого.