смогла достаточно развернуться в течение последних двух столетий. Совершенно определенно говорил об этом Маркс в 1844 г. в своей «Критике гегелевской философии права»: «Эволюция, переживаемая другими народами, в Германии проявлялась лишь в абстрактной работе мысли».
То же самое с изумительпой проницательностью отметил Мёзер в своей книге «Немецкий национальный ум» и в своих «Патриотических письмах» еще за несколько лет до 1789 года.
Он писал: «Мы — единый народ; у нас одно имя и один язык; наши законы дают нам единство конституционных прав и обязанностей; мы связаны одним и
тем же стремлением к свободе; в течение столетий мы имеем свое общее национальное представительство; по внутренней силе и могуществу мы — первая империя в Европе, над подданными которой сияет столько королевских корон. И тем не менее в продолжение веков мы остаемся политической загадкой, конституционным гордиевым узлом, добычей для наших соседей, предметом их насмешек; разрозненные и бессильные вследствие наших распрей, мы достаточно сильны, чтобы причинить себе зло, но слишком слабы для того, чтобы себя спасти: мы нечувствительны к чести нашего имени, равнодушны к величию законов:
ревнивы по отношению к нашему монарху и недоверчивы друг к другу; мы — народ великий, но в такой же степени и презренный, народ, который мог бы быть счастлив, но который оказывается из всех народов наиболее несчастным».
Где же причина этого хаоса бессилия, в котором не дозревают все счастливые зародыши? Где причина этой основной неспособности действовать, орга
низовывать, жить; где причина этой коренной немецкой «беды»? Мёзер дает на это ясный ответ. Германии, по его мнению, недостает буржуазии, так называемого среднего класса, или, как он говорит, употребляя французское выражение, «tiers état» («третье сословие»).
«Нам нехватает, — читаем мы у него, — той промежуточной силы, посредницы, которая, по мнению Монтескье, является поддержкой хорошей монархии, своего рода солью, которая предохраняет ее от вырождения в деспотизм, — «третьяго сословия» — того третьяго сословия, которое существовало во Франции во
времена добрых королей, у которых отсутствовала страсть к завоеваниям, которое в Англии было представлено Нижней Палатой, столь часто поддерживавшей равновесие между королем и пэрами, а в Голландии — Государственным Советом, который становился между наследственным штатгальтером и Генеральными Штатами. Словом, нам нехватает такой власти, которая сумела бы в нужный момент выступить против императора, если бы он проявил деспотические наклонности, или открыто покусился бы на вольности имперских чинов, или стал бы играть законами, то настаивая на их исполнении, то лишая их силы, в зависимости от своего каприза; с другой стороны, эта власть должна была бы проявить действительную преданность и основательно поддержать законное правительство и законные полномочия императора в том случае, если бы кто-либо их умалил или парализовал. Ей же пришлось бы со всеми беспристрастием заняться делами религиозными и вскрыть все скрытые за ними политические интриги.
«Итак, нужна власть, которая осуществляла бы старинный девиз империи: «de minoribus rebus principes consultant, de majoribus оmnes», — «дела маловажные — в руках князей, дела значительные — в руках народа».
И Мёзер приходит в горделивый восторг при мысли о том всемирном могуществе, которое приобрела бы Германия, если бы умное, сильпое и смелое
третье сословие примирило и привело в равновесие все враждующие элементы, создало единение всего народа, спаяло бы его воодушевлением. Если промышлен