В 1881 году, после убийства Александра II, отец испугался, что имеет огнестрельное оружие, не
медленно отнес пистолет в полицию и отдал его квартальному.
Когда мне исполнилось восемь лет, отец вздумал обучать меня грамоте. Дома до восьми лет меня ни
кто не обучал, и я не знал ни одной буквы. Да и обучать было некому,— отец был полуграмотный, а мачеха совершенно неграмотная.
Отец отвел меня к дьячку своего прихода—«Зачатие св. Анны». Дьячок не сам обучал грамоте,— этим делом занималась его жена. Обучение шло сначала по церковно-славянски, а потом уже учили
гражданскую грамоту. Азбуку мы учили с указками, эти указки так были распространены, что продавались не только в писчебумажных магазинах, но имелись и в овощных лавках.
Буквы и склады—двойные и тройные,—мы повторяли за своей учительницей хором, водя по азбуке указкой. Как трудно давалась эта наука можно было судить по тому, что листы азбуки после изучения ее оказывались насквозь продырявленными.
Я вспоминаю одного ученика—сына булочника из Замоскворечья—-ему так трудно давалась азбука, и так он ее возненавидел, что проходя по Москворецкому мосту, утопил книжку в Москве реке.
Обучившись кое-как читать и писать, я был отдан в учебу к дьячку нового типа—псаломщику из семи
наристов, служившему при церкви Николы-Красный Звон в Юшковом переулке между Ильинской и Варваркой.
медленно отнес пистолет в полицию и отдал его квартальному.
Когда мне исполнилось восемь лет, отец вздумал обучать меня грамоте. Дома до восьми лет меня ни
кто не обучал, и я не знал ни одной буквы. Да и обучать было некому,— отец был полуграмотный, а мачеха совершенно неграмотная.
Отец отвел меня к дьячку своего прихода—«Зачатие св. Анны». Дьячок не сам обучал грамоте,— этим делом занималась его жена. Обучение шло сначала по церковно-славянски, а потом уже учили
гражданскую грамоту. Азбуку мы учили с указками, эти указки так были распространены, что продавались не только в писчебумажных магазинах, но имелись и в овощных лавках.
Буквы и склады—двойные и тройные,—мы повторяли за своей учительницей хором, водя по азбуке указкой. Как трудно давалась эта наука можно было судить по тому, что листы азбуки после изучения ее оказывались насквозь продырявленными.
Я вспоминаю одного ученика—сына булочника из Замоскворечья—-ему так трудно давалась азбука, и так он ее возненавидел, что проходя по Москворецкому мосту, утопил книжку в Москве реке.
Обучившись кое-как читать и писать, я был отдан в учебу к дьячку нового типа—псаломщику из семи
наристов, служившему при церкви Николы-Красный Звон в Юшковом переулке между Ильинской и Варваркой.