мы не знаемъ, какой окончательный видъ приняла бы характеристика Грановскаго, если бы Аѳанасьевъ самъ приготовилъ ее для печати. Повторяемъ, что въ цѣломъ она и теперь скорѣе сочувственная, и симпатія сквозитъ даже въ тѣхъ высокихъ требованіяхъ, какія прилагаются въ ней къ Грановскому.
Возвращаемся къ студенческимъ годамъ Аѳанасьева. Интересенъ вопросъ, когда и подъ какими вліяніями зародилось въ немъ влеченіе къ народному творчеству и къ миѳической старинѣ. Ниже, въ главѣ о сказкахъ, мы приводимъ свѣдѣнія о томъ, что интересъ этотъ уже былъ и фактически проявлялся въ немъ еще на студенческой скамьѣ; здѣсь мы говоримъ о теоретической стимулировкѣ и выясненіи этого интереса. Онъ имѣлъ возможность слушать двухъ профессоровъ-словесниковъ, но оба они были мало способны пробудить въ молодомъ студентѣ его бу
дущее призваніе: это были Шевыревъ и Давыдовъ; о томъ и другомъ онъ даетъ пренебрежительные отзывы. У Шевырева юристы слушали теорію словесности. Обстоятельно изложивъ планъ курса и манеру читать Шевырева и указавъ на отвлеченность и риторичность его лекцій, Аѳанасьевъ замѣчаетъ: «Шевыревъ не указалъ намъ ни образованія метафорическаго языка, ни значенія эпитетовъ, и все свое ученіе о выра
жении лишилъ той основы, которая коренится въ исторіи языка. Вообще ему недоставало филологическихъ свѣдѣній, а на однихъ разсужденіяхъ далеко не ускачешь». Въ этихъ словахъ явственно чувствуется вліяніе книги Буслаева «О преподаваніи отечественнаго языка». Книга вышла въ 1844 году, и любознательный студентъ могъ на первомъ же курсѣ познакомиться съ ней, хотя мы затрудняемся утверждать это, такъ какъ неизвѣстно, что въ студенческихъ воспоминаніяхъ Аѳанасьева относится къ времени 1844:—48 гг. и что составляетъ ретроспективный взглядъ 1855 года. Отзывъ о Давыдовѣ кратокъ и опредѣлененъ. «Давыдовъ та
кой же былъ на своихъ лекціяхъ, какъ и въ изданныхъ имъ книгахъ «Чтенія о словесности»: тотъ же напыщенный, метафорическій языкъ, тотъ же подборъ ненужныхъ эпитетовъ и тотъ же, въ сущности, пустоцвѣтъ»... «Помню, какъ о Ревизорѣ Гоголя замѣтилъ онъ, что здѣсь есть сальныя сцены, какъ, напр., Хлестаковъ ковыряетъ въ зубахъ, а лакей Осипъ лежитъ передъ публикой на диванѣ». (Интересно, между прочимъ, какъ въ оцѣнкѣ Гоголя профессоръ словесности и вскорѣ предсѣдатель II отдѣленія Академіи Наукъ сошелся съ Булгаринымъ и Сенковскимъ и съ воронежскимъ учителемъ гимназіи.) Послѣднимъ профессоромъ-словесникомъ, и такимъ, который могъ бы дѣйствительно повліять на выборъ Аѳанасьевымъ своей ученой дороги, былъ молодой адъюнктъ Вуслаевъ, съ 1847 года начавшій еще стороннимъ преподавателемъ свои профессорскія лекціи; но онъ тогда еще только выступилъ на путь изслѣдованія эпической старины и притомъ Аѳанасьеву, какъ юристу, не пришлось его слушать, и отзывъ его о Буслаевѣ, уже въ 1855 году, очень кратокъ, хотя въ высшей степени сочувственный.
Возвращаемся къ студенческимъ годамъ Аѳанасьева. Интересенъ вопросъ, когда и подъ какими вліяніями зародилось въ немъ влеченіе къ народному творчеству и къ миѳической старинѣ. Ниже, въ главѣ о сказкахъ, мы приводимъ свѣдѣнія о томъ, что интересъ этотъ уже былъ и фактически проявлялся въ немъ еще на студенческой скамьѣ; здѣсь мы говоримъ о теоретической стимулировкѣ и выясненіи этого интереса. Онъ имѣлъ возможность слушать двухъ профессоровъ-словесниковъ, но оба они были мало способны пробудить въ молодомъ студентѣ его бу
дущее призваніе: это были Шевыревъ и Давыдовъ; о томъ и другомъ онъ даетъ пренебрежительные отзывы. У Шевырева юристы слушали теорію словесности. Обстоятельно изложивъ планъ курса и манеру читать Шевырева и указавъ на отвлеченность и риторичность его лекцій, Аѳанасьевъ замѣчаетъ: «Шевыревъ не указалъ намъ ни образованія метафорическаго языка, ни значенія эпитетовъ, и все свое ученіе о выра
жении лишилъ той основы, которая коренится въ исторіи языка. Вообще ему недоставало филологическихъ свѣдѣній, а на однихъ разсужденіяхъ далеко не ускачешь». Въ этихъ словахъ явственно чувствуется вліяніе книги Буслаева «О преподаваніи отечественнаго языка». Книга вышла въ 1844 году, и любознательный студентъ могъ на первомъ же курсѣ познакомиться съ ней, хотя мы затрудняемся утверждать это, такъ какъ неизвѣстно, что въ студенческихъ воспоминаніяхъ Аѳанасьева относится къ времени 1844:—48 гг. и что составляетъ ретроспективный взглядъ 1855 года. Отзывъ о Давыдовѣ кратокъ и опредѣлененъ. «Давыдовъ та
кой же былъ на своихъ лекціяхъ, какъ и въ изданныхъ имъ книгахъ «Чтенія о словесности»: тотъ же напыщенный, метафорическій языкъ, тотъ же подборъ ненужныхъ эпитетовъ и тотъ же, въ сущности, пустоцвѣтъ»... «Помню, какъ о Ревизорѣ Гоголя замѣтилъ онъ, что здѣсь есть сальныя сцены, какъ, напр., Хлестаковъ ковыряетъ въ зубахъ, а лакей Осипъ лежитъ передъ публикой на диванѣ». (Интересно, между прочимъ, какъ въ оцѣнкѣ Гоголя профессоръ словесности и вскорѣ предсѣдатель II отдѣленія Академіи Наукъ сошелся съ Булгаринымъ и Сенковскимъ и съ воронежскимъ учителемъ гимназіи.) Послѣднимъ профессоромъ-словесникомъ, и такимъ, который могъ бы дѣйствительно повліять на выборъ Аѳанасьевымъ своей ученой дороги, былъ молодой адъюнктъ Вуслаевъ, съ 1847 года начавшій еще стороннимъ преподавателемъ свои профессорскія лекціи; но онъ тогда еще только выступилъ на путь изслѣдованія эпической старины и притомъ Аѳанасьеву, какъ юристу, не пришлось его слушать, и отзывъ его о Буслаевѣ, уже въ 1855 году, очень кратокъ, хотя въ высшей степени сочувственный.