Переходя къ періоду духовнаго кризиса, я остановился въ недоумѣніи передъ громадностью предстоящей мнѣ задачи,
передъ тою отвѣтственностью, которую я беру на себя выставленіемъ этого огромнаго и глубокаго событія тою лишь стороною, которая видна моему несовершенному взору; но,
не имѣя передъ собой болѣе опытнаго предшественника, я · опять былъ поставленъ въ необходимость дѣйствовать по
способности и готовъ впередъ признать большое несовершенство моей работы.
Я постарался изъ имѣвшагося у меня подъ руками матеріала выбрать все наименѣе извѣстное, которое бы допол
нило то, что уже извѣстно, что повѣдалъ самъ авторъ въ своей неподражаемой „Исповѣди , чтобы картина душевной жизни со всѣми ея страданіями и радостями стала, если возможно, еще ярче, еще рельефнѣе и самый моментъ, изоб
ражаемый ею, освѣтился бы съ самыхъ разнообразныхъ сторонъ. И тутъ я, конечно, остановился въ безсиліи объективнаго наблюдателя, которому закрыты тайны субъективнаго сознанія, и только лишь большая, сердечная, близость предмета изслѣдованія могла дать мнѣ нѣкоторый ключъ къ пониманию тайны этого процесса.
Наконецъ, едва ли не самой трудной задачей этого тома было изображеніе ближайшихъ моментовъ жизни Л. Н—ча 8о-хъ годовъ, отчасти вслѣдствіе свѣжести ихъ въ воспоминаніяхъ всѣхъ живущихъ людей, отчасти вслѣдствіе того, что какъ разъ въ эти годы началась борьба Л. Н—ча съ окружающей его обстановкой прежней жизни,—борьба, вызванная его душевнымъ переломомъ.
Пользуясь разрѣшеніемъ графини и близкихъ Л. Н—чу родственниковъ и друзей, я получилъ доступъ къ ихъ семейнымъ архивамъ и прочелъ всю переписку за эти годы· И тутъ опять я много разъ останавливался въ недоумѣніи передъ тѣмъ, гдѣ провести черту между тѣмъ, что можно и чего нельзя опубликовывать. Много подводныхъ камней пришлось мнѣ обходить въ моихъ изыск аніяхъ. Но я надѣ