онъ началъ съ семнлѣтняго возраста и, по его собственнымъ словамъ, «что прочитаетъ, тому и подражаетъ», т.-е. шелъ обычной дорогой всѣхъ начинающихъ поэтовъ). Встрѣча съ ярославскими знакомыми студентами рѣпшла его судьбу: онъ оставилъ прежнее намѣреніе поступить въ корпусъ
и принялся дѣятельно готовиться къ университетскому экзамену. Послѣ различныхъ приключеній ему удалось, наконецъ, попасть въ университетъ. Но неисполненіе воли отца повлекло за собою полный отказъ со сто
роны поолѣдняго оказывать какую-либо матеріальную помощь непокор
ному сыну, и онъ очутился безъ всякихъ средствъ, безъ работы, въ незнакомомъ городѣ, не имѣя даже ни малѣйшаго понятія о томъ, какимъ
образомъ и гдѣ онъ можетъ заработать нѣсколько грошей, необходимыхъ буквальн одля поддержанія жизни.
Этотъ періодъ тяжкой борьбы за существованіе человѣка, еще далеко не сложившагося ни морально ни физически, безъ ясныхъ и твердыхъ жизненныхъ убѣжденій, имѣлъ очень важное вліяніе на послѣдующую жизнь Некрасова, и на немъ нужно остановиться нѣсколько подробнѣе.
Еще до поступленія въ университетъ онъ уже испыталъ всѣ прелести страшной нужды. Вмѣстѣ съ товарищемъ — сожителемъ и слугою,
крѣпостнымъ мальчикомъ, имъ приходилось тратить на троихъ на обѣдъ по 16 коп. въ день. Впослѣдствіи, черезъ сорокъ лѣтъ, умирая, Некра
совъ вспомнилъ эти обѣды, видя въ нихъ главную причину своего тяжкаго недуга. «Ровно три года, — говоритъ Некрасовъ объ этомъ періодѣ своей жизни, — я чувствовалъ себя постоянно, каждый день голоднымъ. Не разъ доходилъ до того, что я отправлялся въ одинъ ресторанъ на Морской, гдѣ дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросивъ себѣ: возь
мешь, бывало, для виду газету, а самъ подвинешь къ себѣ тарелку съ хлѣбомъ и ѣшь».
Панаевъ, близко знавшій въ это время Некрасова, описалъ, какъ онъ жилъ съ однимъ художникомъ. Они занимали одну комнату, пита
лись щами, имѣли одни общіе сапоги и одно верхнее платье, такъ что выходили изъ дому поочередно. Раньше этого Некрасовъ былъ еще въ худшемъ положеніи: онъ снималъ сырую, почти вовсе безъ мебели комнату въ подвальномъ этажѣ, такъ что писать приходилось, лежа на полу; все его имущество состояло изъ коврика и подушки, даже верхняго платья не было; питался онъ однимъ чернымъ хлѣбомъ.
Немудрено, что при такихъ условіяхъ жизни здоровье Некрасова не выдержало, и онъ опасно заболѣлъ. Крѣпкій организмъ, впрочемъ,
взялъ верхъ, и онъ кое-какъ поправился. Но тутъ бѣда: отставной унтеръофицеръ, у котораго онъ жилъ, запасшись предварительно распиской, что все имущество Некрасова остается ему, хозяину, въ счетъ долга, когда
нѣсколько оправившійся квартирантъ вышелъ послѣ болѣзни къ одному знакомому студенту, не принялъ его больше къ себѣ въ домъ, и несчастный
юноша полубольной, безъ всякихъ средствъ, очутился въ полномъ смыслѣ слова на улицѣ. «Выла очень скверная, холодная осень, пронизывающая до костей», разсказываетъ объ этомъ случаѣ Некрасовъ: «пошелъ я по
и принялся дѣятельно готовиться къ университетскому экзамену. Послѣ различныхъ приключеній ему удалось, наконецъ, попасть въ университетъ. Но неисполненіе воли отца повлекло за собою полный отказъ со сто
роны поолѣдняго оказывать какую-либо матеріальную помощь непокор
ному сыну, и онъ очутился безъ всякихъ средствъ, безъ работы, въ незнакомомъ городѣ, не имѣя даже ни малѣйшаго понятія о томъ, какимъ
образомъ и гдѣ онъ можетъ заработать нѣсколько грошей, необходимыхъ буквальн одля поддержанія жизни.
Этотъ періодъ тяжкой борьбы за существованіе человѣка, еще далеко не сложившагося ни морально ни физически, безъ ясныхъ и твердыхъ жизненныхъ убѣжденій, имѣлъ очень важное вліяніе на послѣдующую жизнь Некрасова, и на немъ нужно остановиться нѣсколько подробнѣе.
Еще до поступленія въ университетъ онъ уже испыталъ всѣ прелести страшной нужды. Вмѣстѣ съ товарищемъ — сожителемъ и слугою,
крѣпостнымъ мальчикомъ, имъ приходилось тратить на троихъ на обѣдъ по 16 коп. въ день. Впослѣдствіи, черезъ сорокъ лѣтъ, умирая, Некра
совъ вспомнилъ эти обѣды, видя въ нихъ главную причину своего тяжкаго недуга. «Ровно три года, — говоритъ Некрасовъ объ этомъ періодѣ своей жизни, — я чувствовалъ себя постоянно, каждый день голоднымъ. Не разъ доходилъ до того, что я отправлялся въ одинъ ресторанъ на Морской, гдѣ дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросивъ себѣ: возь
мешь, бывало, для виду газету, а самъ подвинешь къ себѣ тарелку съ хлѣбомъ и ѣшь».
Панаевъ, близко знавшій въ это время Некрасова, описалъ, какъ онъ жилъ съ однимъ художникомъ. Они занимали одну комнату, пита
лись щами, имѣли одни общіе сапоги и одно верхнее платье, такъ что выходили изъ дому поочередно. Раньше этого Некрасовъ былъ еще въ худшемъ положеніи: онъ снималъ сырую, почти вовсе безъ мебели комнату въ подвальномъ этажѣ, такъ что писать приходилось, лежа на полу; все его имущество состояло изъ коврика и подушки, даже верхняго платья не было; питался онъ однимъ чернымъ хлѣбомъ.
Немудрено, что при такихъ условіяхъ жизни здоровье Некрасова не выдержало, и онъ опасно заболѣлъ. Крѣпкій организмъ, впрочемъ,
взялъ верхъ, и онъ кое-какъ поправился. Но тутъ бѣда: отставной унтеръофицеръ, у котораго онъ жилъ, запасшись предварительно распиской, что все имущество Некрасова остается ему, хозяину, въ счетъ долга, когда
нѣсколько оправившійся квартирантъ вышелъ послѣ болѣзни къ одному знакомому студенту, не принялъ его больше къ себѣ въ домъ, и несчастный
юноша полубольной, безъ всякихъ средствъ, очутился въ полномъ смыслѣ слова на улицѣ. «Выла очень скверная, холодная осень, пронизывающая до костей», разсказываетъ объ этомъ случаѣ Некрасовъ: «пошелъ я по