періодъ его жизни, примѣрно съ 1841 по 1845 годъ, когда онъ отъ дѣтскаго лепета, напечатаннаго въ сборникѣ «Мечты и звуки», перешелъ къ стихотвореніямъ, помѣщеннымъ въ началѣ перваго тома его сочиненій, остается до настоящаго времени мало разработаннымъ, и мы не имѣемъ возможности, даже въ общихъ чертахъ, прослѣдить его постепенный ростъ. Извѣстно только, что Бѣлинскій сразу полюбилъ его за его рѣзкій, нѣсколько ожесто
ченный умъ, за тѣ страданія, которыя онъ испыталъ такъ рано, за тотъ смѣлый, практическій взглядъ не по лѣтамъ, которой онъ вынесъ изъ своей трудо
вой и страдальческой жизни. Самъ Бѣлинскій къ этому времени дѣлается страстнымъ поборникомъ искусства для жизни ; онъ смотритъ теперь на ис
кусство, какъ на одно изъ могучихъ выраженій жизни, служеніе которой обязательно для художника; литература въ его глазахъ является однимъ изъ главнѣйшихъ средствъ общественнаго развитія, могучимъ орудіемъ прогресса. Въ кружкѣ, группировавшемся около Бѣлинскаго, постоянно обсуждались вопросы русской общественной жизни, указывались темныя ея стороны, шла рѣчь объ обязанностяхъ поэта, гражданина, осуждалось крѣпостное право. Некрасовъ чутко прислушивался ко всѣмъ этимъ страст
нымъ разговорамъ и подъ вліяніемъ ихъ, по его собственнымъ словамъ, началъ работать, учиться. Свѣтлая личность Бѣлинскаго, обаятельно дѣйствовавшая на всѣхъ, кто зналъ его, оказала свое благотворное вліяніе и на Некрасова. Благодаря общенію съ кружкомъ Бѣлинскаго, начинается
духовное возрожденіе Некрасова. Во всю послѣдующую жизнь сохранилъ онъ благоговѣйное отношеніе къ памяти Бѣлинскаго.
Молясь твоей многострадальной тѣни, Учитель, передъ именемъ твоимъ
Позволь смиренно преклонить колѣни,
писалъ Некрасовъ о Бѣлинскомъ въ «Медвѣжьей охотѣ», и эти слова показываютъ, съ какимъ глубокимъ почтеніемъ относился онъ къ этому «учи
телю». По его словамъ, когда онъ писалъ лучшія свои произведенія, онъ мысленно видѣлъ передъ собою чистый образъ Бѣлинскаго.
Подъ вліяніемъ Бѣлинскаго мало-по-малу, на ряду съ прежнимъ, чисто промышленнымъ взглядомъ на литературную дѣятельность, у него развивается другой, по которому литература является могучей жизнен
ной силой, и долгъ поэта, «стать обличителемъ толпы, ея страстей и заблу
жденій»; одновременно съ чисто эгоистическими побужденіями для дѣятельности въ немъ усиленно развивается то, что принято называть чувствомъ общественности, для котораго достаточно была подготовлена почва какъ его личными страданіями,такъ и созерцаніемъ людского горя, всегда сильно дѣйствовавшаго на его отзывчивое сердце. Съ этого времени и начинается, вѣроятно, та трагедія внутренняго, душевнаго міра Некрасова, о которой
говорить почти всѣ, близко знавшіе его люди. Эта трагедія создавалась основнымъ противорѣчіемъ его жизни между клятвою не умереть на чердакѣ и искреннимъ сочувствіемъ къ обитателямъ чердаковъ, ко всѣмъ «страждущимъ и обремененнымъ». Страннымъ образомъ сплетались въ немъ эти двѣ, такъ трудно примиримыя въ одной личности черты — стремленіе, иногда
ченный умъ, за тѣ страданія, которыя онъ испыталъ такъ рано, за тотъ смѣлый, практическій взглядъ не по лѣтамъ, которой онъ вынесъ изъ своей трудо
вой и страдальческой жизни. Самъ Бѣлинскій къ этому времени дѣлается страстнымъ поборникомъ искусства для жизни ; онъ смотритъ теперь на ис
кусство, какъ на одно изъ могучихъ выраженій жизни, служеніе которой обязательно для художника; литература въ его глазахъ является однимъ изъ главнѣйшихъ средствъ общественнаго развитія, могучимъ орудіемъ прогресса. Въ кружкѣ, группировавшемся около Бѣлинскаго, постоянно обсуждались вопросы русской общественной жизни, указывались темныя ея стороны, шла рѣчь объ обязанностяхъ поэта, гражданина, осуждалось крѣпостное право. Некрасовъ чутко прислушивался ко всѣмъ этимъ страст
нымъ разговорамъ и подъ вліяніемъ ихъ, по его собственнымъ словамъ, началъ работать, учиться. Свѣтлая личность Бѣлинскаго, обаятельно дѣйствовавшая на всѣхъ, кто зналъ его, оказала свое благотворное вліяніе и на Некрасова. Благодаря общенію съ кружкомъ Бѣлинскаго, начинается
духовное возрожденіе Некрасова. Во всю послѣдующую жизнь сохранилъ онъ благоговѣйное отношеніе къ памяти Бѣлинскаго.
Молясь твоей многострадальной тѣни, Учитель, передъ именемъ твоимъ
Позволь смиренно преклонить колѣни,
писалъ Некрасовъ о Бѣлинскомъ въ «Медвѣжьей охотѣ», и эти слова показываютъ, съ какимъ глубокимъ почтеніемъ относился онъ къ этому «учи
телю». По его словамъ, когда онъ писалъ лучшія свои произведенія, онъ мысленно видѣлъ передъ собою чистый образъ Бѣлинскаго.
Подъ вліяніемъ Бѣлинскаго мало-по-малу, на ряду съ прежнимъ, чисто промышленнымъ взглядомъ на литературную дѣятельность, у него развивается другой, по которому литература является могучей жизнен
ной силой, и долгъ поэта, «стать обличителемъ толпы, ея страстей и заблу
жденій»; одновременно съ чисто эгоистическими побужденіями для дѣятельности въ немъ усиленно развивается то, что принято называть чувствомъ общественности, для котораго достаточно была подготовлена почва какъ его личными страданіями,такъ и созерцаніемъ людского горя, всегда сильно дѣйствовавшаго на его отзывчивое сердце. Съ этого времени и начинается, вѣроятно, та трагедія внутренняго, душевнаго міра Некрасова, о которой
говорить почти всѣ, близко знавшіе его люди. Эта трагедія создавалась основнымъ противорѣчіемъ его жизни между клятвою не умереть на чердакѣ и искреннимъ сочувствіемъ къ обитателямъ чердаковъ, ко всѣмъ «страждущимъ и обремененнымъ». Страннымъ образомъ сплетались въ немъ эти двѣ, такъ трудно примиримыя въ одной личности черты — стремленіе, иногда