Хроника московской жизни: 23–29 апреля. 1950 год

Раз в неделю Электронекрасовка рассказывает о событиях, произошедших в Москве и жизни москвичей в разные годы, основываясь на газетных и журнальных заметках и дневниковых записях. Представляем хронику быта с 23 по 29 апреля 1950 года. На этой неделе: Мосторг начал продавать весенний ассортимент одежды; фабрика «Большевик» выпустила 350 тысяч пачек печенья «Майский привет»; полным ходом идёт строительство высотки на Котельнической набережной; в Марфине созревают персики и виноград; москвичи готовятся к 1 Мая.

23–24 апреля

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Мендельсон-Прокофьева Мира Александровна, 
супруга Сергея Прокофьева

У Серёжи вчера был спазм. Уложили в постель, ставили пиявки. Ночь была тяжёлая: спал он беспокойно, метался. Я ходила за дежурным врачом, но он уверял, что ничего особенного нет, что это в порядке вещей. Подарки и письма друзей, привезённые папой, оставляют его равнодушным. В связи с его днём рождения получили много телеграмм. Николай Яковлевич подарил Серёже красивую коричневую рубашку и написал тёплые строки:

Дорогой Серёженька, поздравляю Вас с 59-летием! Горячо Вас обнимаю и мечтаю увидеть вскоре на Николином пригорке в цветущем состоянии. Извините за посылку; б. м., она Вам будет не повкусу, но мне почему-то приглянулась. Мы все были в восторге от Вашего «Костра». Сердечный привет Мире Александровне.

Ваш всей душой Н. Мясковский.

23/IV 1950.

От Чиндереллы («Золушки») в восторге.

25 апреля

***

***

***

***

***

***

26 апреля

***

***

***

***

Дмитриев Сергей Сергеевич, 
историк, историограф, музейный работник, педагог

В городе «дают» муку по 3 кг «на нос». Мука дешёвая, по 4 р. килограмм. Железнодорожник в поезде звучным шёпотом говорит: «Дорогую муку не дают, потому что она вся отравлена оказалась». И всему этому верят. В магазинах расхватывают сахар, сахарный песок и т.д., что может лежать: явно, делать начинают запасы. Пахнет предвоенной тревогой.

Мендельсон-Прокофьева Мира Александровна, 
супруга Сергея Прокофьева

Серёжа лежит, нервничает. Его крайне взбудоражил приход невропатолога Н.В. Коновалова. Действительно, его появление было обставлено слишком торжественно, если учесть, что пришёл он к больному человеку после спазма: вместе с ним в комнату явились директор санатория, главный врач, лечащий врач — все в белых халатах, с суровыми неулыбающимися лицами. Лежать Серёже придётся недолго, но работать категорически запрещено. Между тем папа передаёт мне по телефону предложения детского отдела Радиокомитета и С.А. Самосуда по поводу оратории; Самосуд увлечён мыслью об оратории для детей, и эту мысль всячески поддерживает Радиокомитет. Серёжа до обострения болезни говорил об оратории с приехавшим в Барвиху А.А. Фадеевым. Фадеев живо заинтересовался и обещал познакомить Серёжу с Н. Тихоновым, который часто навещает его.

Многие, знакомые и незнакомые, справляются о здоровье Серёжи. Он очень общителен, и многие, знавшие его в больнице, искренно расположены к нему. Меня останавливают то режиссёр Александров, то писатель Попов, автор пьесы «Семья», который произвёл на Серёжу очень приятное впечатление, то Ф. Гладков. Гладков, увидев нас с Серёжей вскоре после приезда, обратился к Серёже неожиданно: «Как приятно смотреть на эту женщину, вся она — любовь к вам». Он добавил ещё что-то хорошее, взволновавшее меня, но я не запомнила, что именно. 

27 апреля

***

***

***

***

***

28 апреля

***

***

***

***

***

***

Малахиева-Мирович Варвара Григорьевна, 
поэтесса, переводчица, мемуаристка

Облачно, тихо, прохладно. Сквозь облака пробивается лимонная желтизна утреннего солнца.Хочется записать, пока не забыла (записать для себя), темы вчерашних вечерних разговоров: с Владимиром Андреевичем о Хлебникове, с Марией Владимировной — тоже о нём (в этом доме с глухарём не исключены разговоры. Со стороны Марии даже длительные). Владимир Андреевич, опираясь на покойного художника Бруни, но исходя тоже из своего впечатления — на столе у него я видела книгу Хлебникова, — считает его крупным художником слова, новатором, непризнанным потому, что новизна его подхода к творчеству в этой области не по плечу современникам. Я говорила, поскольку знакома с Хлебниковым, о психиатрической стороне его книг и его самого (сталкивалась с его средой через Е. Гуро и Каменского, лицом к лицу с ним всего два-три раза и совсем молча). Талантливости его и тогда не отрицала, и теперь её признаю, но мне он кажется покушением «с негодными средствами» выразить то, что по существу, в слове, также и в других искусствах, невыразимо. Вспомнились попытки футуристов что-то сказать (знала лично Матюшина), искажая, переставляя даже черты лица, соотношение всех частей человеческого тела или даже прибавляя к полотну картин рядом с красками клочков материи, соломинок, каких-то дощечек, колосьев и т.п.С Марией говорили по существу «о границах выразимости Невыразимого» и о способах его. О глубокой индивидуальности (моя точка зрения) таких способов. Пример, какой я ей привела, не из области искусства, а из жизненного искания души, сознательного и бессознательного искания своей «линии движения»: то несказуемое, что нужно было в данный момент моей линии движения, мне дала в дни пребывания у них — в области встреч с людьми — встреча с ней (с Марией Владимировной и Лик Хлебникова).

Займусь сегодня, кроме Корреджо, каким закончу перевод для Димы, Хлебниковым. Если бы это была работа не только для себя, а для напечатания, в оформление её я бы ввела старинное стихотворение Мировича, роднящее его с Хлебниковым:

Постигать непостижимое,

Достигать недостижимого,

Слить потоки неслиянные,

Сделать сказом несказанное —

Вот задача неотложная…

Стань возможным, Невозможное!

29 апреля

***

***

***

***

***

***

***

Дмитриев Сергей Сергеевич, 
историк, историограф, музейный работник, педагог

В магазинах всё начинает исчезать, а качество товаров после снижения цен заметно ухудшилось. Впрочем, так оно и должно быть — до народа дела никому из власть имущих нет, им нужно расширять свою власть и мировую революцию делать. Что ж народ? Новое удобрение для мечты о будущем. А чтобы власть над всем миром установить, нужно опять и опять воевать, всё теша людское стадо словами о «последней войне».

А между тем внутренно, по сердцу и разуму народ наш страшно одичал и загрубел за эти полвека резни, деспотизма, попрания всего святого, оплевания всех заветов, всего чистого и замены всего одним пустым и дешёвым политиканством. Впрочем, всё это закономерно, так и должно быть. Судьба Голландии, Англии, Франции после их революций теперь и для нас наступила после и в итоге наших революций. Что же есть? Свобода стала осознанной необходимостью, демократия — диктатурой, личность человеческая заменена стёртой монеткой двухкопеечного достоинства. Уничтожение эксплуататоров повело не к исчезновению эксплуатации, а к её усилению в отношении значительно больших масс населения, нежели составляли эксплуатируемые в «проклятом» старом обществе. Уничтожили «ложь» авторитетов, религии, брака и т.д., а получили всеобщее лицемерие, всеобщую всепроницающую повседневную ложь.

Всё было сделано, и всё ныне делается, чтобы разнуздать звериное, эгоистичное в человеке нашей страны. Оно и понятно: чтобы революция восторжествовала, не красота и духовная благолепность нужны, а нужно убивать, экспроприировать, стирать «я» всякое для победы «массы». И вот итоги — нравственное одичание, умственное отупение — наш удел. Наши люди так оболванены, что они не видят своей нищеты, убожества своей жизни; более того, ими довольны, ими гордятся и их-то и считают признаками настоящих людей, в то время, как это только признаки убогих духом и нищих бытом стад человекоподобных.

Фонды Библиотеки имени Н.А. Некрасова сегодня — это более 1 000 000 изданий, включающих художественную, научную и научно-популярную литературу, книги на иностранных языках, газеты и журналы, редкие книги и коллекции графики, аудиокниги и спектакли, электронные базы данных и многое другое. Большую часть периодики и книг можно найти в электронной библиотеке Некрасовки по адресу electro.nekrasovka.ru