ПРЕДИСЛОВІЕ СОСТАВИТЕЛЯ
Когда въ литературныхъ рядахъ появляется новая величина, которая сохраняетъ за собою замѣтное положеніе и, такъ или иначе, притягиваетъ къ себѣ обще
ственное вниманіе въ теченіе долгаго времени, то эволюція этого вниманія проходитъ три послѣдовательныя фазы. Сперва отмѣчается просто самый фактъ появленія незна
комца съ тѣмъ „лица необщимъ выраженіемъ , въ которомъ чувствуется какая-то, еще неясная новизна, какая-то „складка будущаго , притягивающая къ себѣ взгляды. Затѣмъ къ незнакомцу уже привыкаютъ и начинаютъ замѣчать больше окружающую его обстановку, нити, связывающія его съ эпохой, нежели его самого въ его Неповторимой индивидуальности, — устанавливается „злободневное , боевое къ нему отношение, сводятся литературные, журнальные и психологическіе счеты... Наконецъ, проходитъ какой-то узаконенный срокъ, шумъ времени стихаетъ вокругъ явленія—и оно выступаетъ, если оно имѣло силу пережить свой день, въ подлинныхъ, несомнѣнныхъ и окончательныхъ своихъ очертаніяхъ. Подводятся итоги, устанавливается нѣкото
рый „балансъ сужденій — разностороннихъ и, можетъ быть, разнорѣчивыхъ, но болѣе или менѣе усТойчивыхъ.
Можно было бы прослѣдить этотъ діалектическій процессъ на развитіи отношеній нашей критики къ
Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Чехову. Но, можетъ быть, никто не представляетъ въ этомъ смыслѣ такого яснаго примѣра, какъ Тургеневъ, — вѣроятно, потому, что, какъ романистъ, связанный съ политическими и общественными теченіями своего времени, онъ долго волновалъ публику этой стороной своего дарованія—въ то время, какъ оцѣнка другихъ, болѣе глубокихъ сторонъ ждала иного момента...
Когда въ литературныхъ рядахъ появляется новая величина, которая сохраняетъ за собою замѣтное положеніе и, такъ или иначе, притягиваетъ къ себѣ обще
ственное вниманіе въ теченіе долгаго времени, то эволюція этого вниманія проходитъ три послѣдовательныя фазы. Сперва отмѣчается просто самый фактъ появленія незна
комца съ тѣмъ „лица необщимъ выраженіемъ , въ которомъ чувствуется какая-то, еще неясная новизна, какая-то „складка будущаго , притягивающая къ себѣ взгляды. Затѣмъ къ незнакомцу уже привыкаютъ и начинаютъ замѣчать больше окружающую его обстановку, нити, связывающія его съ эпохой, нежели его самого въ его Неповторимой индивидуальности, — устанавливается „злободневное , боевое къ нему отношение, сводятся литературные, журнальные и психологическіе счеты... Наконецъ, проходитъ какой-то узаконенный срокъ, шумъ времени стихаетъ вокругъ явленія—и оно выступаетъ, если оно имѣло силу пережить свой день, въ подлинныхъ, несомнѣнныхъ и окончательныхъ своихъ очертаніяхъ. Подводятся итоги, устанавливается нѣкото
рый „балансъ сужденій — разностороннихъ и, можетъ быть, разнорѣчивыхъ, но болѣе или менѣе усТойчивыхъ.
Можно было бы прослѣдить этотъ діалектическій процессъ на развитіи отношеній нашей критики къ
Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Чехову. Но, можетъ быть, никто не представляетъ въ этомъ смыслѣ такого яснаго примѣра, какъ Тургеневъ, — вѣроятно, потому, что, какъ романистъ, связанный съ политическими и общественными теченіями своего времени, онъ долго волновалъ публику этой стороной своего дарованія—въ то время, какъ оцѣнка другихъ, болѣе глубокихъ сторонъ ждала иного момента...