пепла и праха снова возсоздавала его въ новой красотѣ и жизненности.
Откуда, изъ какихъ историческихъ, мѣстиыхъ географическихъ и бытовыхъ началъ происходила и собиралась эта сила и сколько способствовалъ и дѣйствительно ли способствовалъ самый городъ развитію и укрѣпленію этой силы, своимъ нравомъ и обычаемъ или особымъ, ему только свойственнымъ складомъ жизни, и не былъ ли самый городъ только новымъ выразителемъ болѣе древнихъ старозавѣтныхъ русскихъ стремленій создать с.ебѣ государственное, всенародное могущество?
Все это вопросы, достойные особая вниманія и съ общеисторической точки зрѣнія, а для Москвы они выражаюгъ самое существо ся исторіи.
Представляя сама собою, какъ народная историческая сила, знаменательный историческій па
мятнику Москва и въ своемъ городскомъ составѣ вся сложена изъ памятниковъ своей исторіи. Ея Кремлевская святыня, ея круговыя стѣны, каждое ея урочище, каждый храмъ, каждая улица и пло
щадь хранятъ въ себѣ цѣлыя повѣсти о радостяхъ и печаляхъ города, о его тревогахъ въ дни бѣдъ и общаго горя, о его торжествѣ въ славные дни одолѣнія враговъ или избавленія отъ наступавшей погибели.
Къ сожалѣнію эти повѣсти мало намъ извѣстны, да и самую исторію Москвы мы знаемъ только съ одной, такъ сказать, завоевательной ея сторо
ны, которую въ добавокъ представляемъ не въ рыцарскомъ благородномъ, какъ обыкновенно и односторонне изображаюсь свою исторію европей
цы, но въ печальномъ и грубомъ видѣ всяческихъ Московскихъ насилій и волокить, какъ будто только это одно и осталось для нашей памяти.
Очень высоко цѣня въ исторіи все чужое, мы вообще слишкомъ равнодушны и беззаботны къ достоинствамъ собственная историческая развитія, которое однако проходило все по тѣмъ же ступенямъ всемірно-историческихъ началъ и законовъ жизни и въ своемъ характерѣ не было хуже, если и не было лучше развитія всякой другой
народности, стоявшей въ тѣхъ же историческихъ и географическихъ положеніяхъ и обстоятельствахъ.
Быть можетъ одна изъ причинъ нашего равнодушія къ собственной исторіи заключается и въ безпрестанныхъ, почти ежедневныхъ преобразо
ваніяхъ, или реформахъ нашего быта, такъ что мы не успѣваемъ па чемъ либо остановиться, за
что либо ухватиться и уносимся съ быстротою со всякаго сколько пибудь насижепнаго мѣста, а по
тому и своей древности совсѣмъ уже не можемъ припомнить. Но, кажется, это равнодушіе обнару
живаем только нашу чуть не дѣтскую молодость,
что касается умствепныхъ интересовъ, — том еще возрастъ,въ которомъ отсутствуетъ сознаніе и нониманіе взрослаго человѣка. У молодости еще не бываем сознательныхъ воспоминаній, созна
тельной оцѣнки прожитая, а потому не бываетъ и благоговѣйнаго уваженія и любви къ памятнинамъ своего бытія. Въ дѣтскомъ невѣдѣніи, она больше всего живетъ настоящнмъ и больше всего интересуется насущнымъ, повседневнымъ. Вотъ
едвали не первая причина, почему и до сихъ поръ мы, Москвичи, въ великомъ большинствѣ, не толь
ко мало знаемъ исторію своего города и мало обращаемъ вниманіе на дорогіе памятники своего прошлаго, но почитаемъ даже совсѣмъ излишнимъ такое знаніе, почитаемъ это знаніе особою спеціальпостію, пригодною только для ученыхъ людей, особыхъ знатоковъ и мастеровъ своего дѣла.
Мы еще не выразумѣли, что память о прошломъ прожитомъ, болѣе или менѣе отчетливое знаніе своего историческая развитія и внимательное почтеніе къ сохранившимся вещественнымъ его памятникамъ составляетъ первый признакъ истин
ной образованности и у западныхъ европейцевъ ставится первымъ признакомъ цивилизованности и культурности народа.
Такое знаніе вовсе не спеціальность и не можетъ быть спеціальностью, потому что не заклю
чаем въ себѣ ничего технически-мудренаго; оно всѣмъ явно и всѣмъ доступно. Оно составляетъ благороднѣйшую силу человѣческаго сознанія, національнаго, всенароднаго, и личная, въ умственномъ развитіи каждая человѣка. И только
наша умственная молодость, чтобы не сказать лишняя, заставляетъ насъ смотрѣть на эго знаніе, какъ на спеціальпую премудрость. Съ этой стороны яспѣе всея обнаруживается разстояніе, на сколько мы вообще отстали въ образовали ом западныхъ европейцевъ. Иностранцы всегда больше насъ ин
тересовались судьбами нашего прошлаго, а потому больше насъ интересовались и исторіею Mo
Откуда, изъ какихъ историческихъ, мѣстиыхъ географическихъ и бытовыхъ началъ происходила и собиралась эта сила и сколько способствовалъ и дѣйствительно ли способствовалъ самый городъ развитію и укрѣпленію этой силы, своимъ нравомъ и обычаемъ или особымъ, ему только свойственнымъ складомъ жизни, и не былъ ли самый городъ только новымъ выразителемъ болѣе древнихъ старозавѣтныхъ русскихъ стремленій создать с.ебѣ государственное, всенародное могущество?
Все это вопросы, достойные особая вниманія и съ общеисторической точки зрѣнія, а для Москвы они выражаюгъ самое существо ся исторіи.
Представляя сама собою, какъ народная историческая сила, знаменательный историческій па
мятнику Москва и въ своемъ городскомъ составѣ вся сложена изъ памятниковъ своей исторіи. Ея Кремлевская святыня, ея круговыя стѣны, каждое ея урочище, каждый храмъ, каждая улица и пло
щадь хранятъ въ себѣ цѣлыя повѣсти о радостяхъ и печаляхъ города, о его тревогахъ въ дни бѣдъ и общаго горя, о его торжествѣ въ славные дни одолѣнія враговъ или избавленія отъ наступавшей погибели.
Къ сожалѣнію эти повѣсти мало намъ извѣстны, да и самую исторію Москвы мы знаемъ только съ одной, такъ сказать, завоевательной ея сторо
ны, которую въ добавокъ представляемъ не въ рыцарскомъ благородномъ, какъ обыкновенно и односторонне изображаюсь свою исторію европей
цы, но въ печальномъ и грубомъ видѣ всяческихъ Московскихъ насилій и волокить, какъ будто только это одно и осталось для нашей памяти.
Очень высоко цѣня въ исторіи все чужое, мы вообще слишкомъ равнодушны и беззаботны къ достоинствамъ собственная историческая развитія, которое однако проходило все по тѣмъ же ступенямъ всемірно-историческихъ началъ и законовъ жизни и въ своемъ характерѣ не было хуже, если и не было лучше развитія всякой другой
народности, стоявшей въ тѣхъ же историческихъ и географическихъ положеніяхъ и обстоятельствахъ.
Быть можетъ одна изъ причинъ нашего равнодушія къ собственной исторіи заключается и въ безпрестанныхъ, почти ежедневныхъ преобразо
ваніяхъ, или реформахъ нашего быта, такъ что мы не успѣваемъ па чемъ либо остановиться, за
что либо ухватиться и уносимся съ быстротою со всякаго сколько пибудь насижепнаго мѣста, а по
тому и своей древности совсѣмъ уже не можемъ припомнить. Но, кажется, это равнодушіе обнару
живаем только нашу чуть не дѣтскую молодость,
что касается умствепныхъ интересовъ, — том еще возрастъ,въ которомъ отсутствуетъ сознаніе и нониманіе взрослаго человѣка. У молодости еще не бываем сознательныхъ воспоминаній, созна
тельной оцѣнки прожитая, а потому не бываетъ и благоговѣйнаго уваженія и любви къ памятнинамъ своего бытія. Въ дѣтскомъ невѣдѣніи, она больше всего живетъ настоящнмъ и больше всего интересуется насущнымъ, повседневнымъ. Вотъ
едвали не первая причина, почему и до сихъ поръ мы, Москвичи, въ великомъ большинствѣ, не толь
ко мало знаемъ исторію своего города и мало обращаемъ вниманіе на дорогіе памятники своего прошлаго, но почитаемъ даже совсѣмъ излишнимъ такое знаніе, почитаемъ это знаніе особою спеціальпостію, пригодною только для ученыхъ людей, особыхъ знатоковъ и мастеровъ своего дѣла.
Мы еще не выразумѣли, что память о прошломъ прожитомъ, болѣе или менѣе отчетливое знаніе своего историческая развитія и внимательное почтеніе къ сохранившимся вещественнымъ его памятникамъ составляетъ первый признакъ истин
ной образованности и у западныхъ европейцевъ ставится первымъ признакомъ цивилизованности и культурности народа.
Такое знаніе вовсе не спеціальность и не можетъ быть спеціальностью, потому что не заклю
чаем въ себѣ ничего технически-мудренаго; оно всѣмъ явно и всѣмъ доступно. Оно составляетъ благороднѣйшую силу человѣческаго сознанія, національнаго, всенароднаго, и личная, въ умственномъ развитіи каждая человѣка. И только
наша умственная молодость, чтобы не сказать лишняя, заставляетъ насъ смотрѣть на эго знаніе, какъ на спеціальпую премудрость. Съ этой стороны яспѣе всея обнаруживается разстояніе, на сколько мы вообще отстали въ образовали ом западныхъ европейцевъ. Иностранцы всегда больше насъ ин
тересовались судьбами нашего прошлаго, а потому больше насъ интересовались и исторіею Mo